Анна Попова - Обыкновенная любовь

Барабан был плох…
Один — прямиком да к Богу.
другая — все обочь, боком,
никак не поспеет к сроку,
никак.
Ее прославят в стихах?
Нет, разве что в глупых баснях
задразнят…
Ах!
А что ей, пичуге ранней?
Вон, пляшет на барабане,
притопывая не в такт,
а он — размером с пятак,
попробуй-ка, попляши!
Под ножками — не ножи,
но все же страшно чуть-чуть…
Твой друг продолжает путь
и лоб в сомнениях крестит.
И ты не стоишь на месте.
Какие сомненья? Прыг-скок…
И все же — увидел Бог.

Ты — смуглая мечта.
Одним лишь только светом
Одета.
Но не тревожит нагота
Меня.
Звеня
Пропета
Ты. И сотни тысяч раз
Ты на холсте написана —
Лиловым.
И снова
Тебя полюбит бледный ловелас.

Ушла. За тобою закрылись врата.
И что же осталось весталке?
Усталость.
И чистота.
И что же осталось? Супруга
Найти и бессмысленно дни коротать,
Копить и богатства, и рухлядь,
Стелить еженощно кровать,
Жить в мире и с ларами ладить,
Стелить еженощно кровати
Для деток, потом — для внучат…
…Решиться. Начать
Ту самую, новую… В стаде.
Уплачен твой долг без остатка. А век твой — украден.

Ушёл твой последний. Закрылись врата.
И что же осталось гетере?
Считаешь морщинки у рта.
Считаешь года и потери.
И что же осталось теперь?
Вздыхать и терпеть,
Холеной холодной рукой
Браслеты ласкать и камеи,
Не смея
Надеть — им пора на покой.
И ты попривыкнешь к покою.
Бредёшь обречённым изгоем
Незнамо куда.
Притворно горда.
Дух скорби. Пока — во плоти.
Решиться однажды. Уйти.
Дорогой своею. Не в стаде.
Уйти, ничего не растратив.
Уйти…

Холод фамильной броши,
Тёмный сапфир.
Властной рукой ты брошена
В странный и страшный мир.
Ровная нитка жемчуга —
Бабушкин дар.
Здесь не княжна ты — женщина.
Ты — ходовой товар.
Роза сухая в книжке —
Дар жениха…
Время в затылок дышит.
Всё ведь уйдет с молотка!
Бабушкин жемчуг. Брошка.
Стыд… ну а после — честь.
Просто и пошло.
А после
Что же останется? Спесь.
Вышила герб на скатерти —
Память ещё крепка.
Ты ни женой, ни матерью…
Просто… Ну а пока…

У одной — муж, ребёнок, безденежье,
полуночная благодать:
мыть, готовить и штопать.
А другая — и в тридцать в девушках,
а другой — всё по звёздам гадать:
что б такое придумать, чтобы
он пришёл, явился, возник —
жених
в белом костюме, в белом «феррари»,
молви словечко — звезду подарит,
только скажи, сколько хочешь карат…
Мечту-журавля обкорнать
до синицы?
Дудки!..
Обеим не спится.
А утром в одной маршрутке
поедут в свой офис — один на двоих.
И каждая что-то таит,
и улыбается каждая,
как будто бы рада встрече,
как будто общения жаждет,
как будто не кровь, а кетчуп
сладко-солёный в жилах…
Каждая бесится с жиру!
Так втайне считает начальница
(в разводе и трое детей мал-мала,
живёт у свекрови, комната-клеть,
своих — ни кола, ни двора,
и знать бы, чего ж это ради
промаялась с мужем почти что семь лет?)
…По радио —
припевчик «Не надо печалиться!»,
маминой юности ритм…
…Директор опять небрит —
с женой, что ли, снова поссорился?..
…И всё ж ни стыда и ни совести
у этих у мужиков!..
…Всплакнуть бы — и станет легко.
А ты всё держишься, держишься…
У Ольги — ребёнок, безденежье…
Катюша и в тридцать в девушках…
директор не выбрит и зол…
На принцев опять не сезон!

Одна постарше, а другая помоложе, но
Пока что верят обе в невозможное.
Идут по скверу, лопают пирожные
И на парней глядят исподтишка.
Свистит им вслед братва с пивком и пиццами,
Гулит им вслед девчушка в платье ситцевом.
Они идут. Высматривают рыцаря.
Им верится, что цель уже близка.
Навстречу им — дедок в костюме стареньком,
Навстречу им — пацан с воздушным шариком.
А вот и рыцарь — в образе очкарика
(Ну, Дон-Кихот — ещё куда ни шло!)
Промямлил, хоть его никто не спрашивал:
«Девчонки, осторожно, здесь окрашено…»
«Спасибо, видим», — отмахнулась старшая,
А младшая вздохнула тяжело.
Смеясь, печаль заели сладкой ватою.
Опять глядят по сторонам украдкою:
Пускай судьба порадует пиратами —
Усладою прекрасных сеньорит!
Надежду подкрепили барбарисками.
Под сенью лип и солнечными брызгами
Идут — и улыбаются так искренне,
Что даже воздух чуточку искрит.