Надежда Ладоньщикова - Угол отражения (сборник)

И снова песнь трамвай поёт,
в домах – вечерний тихий свет.
Идет январь. Уснувший год
на всем, на всем оставил след.

Граалевой бездне земные вериги –
мягки, легки, как валенки.
Мне бы какую-нибудь религию,
религию бы – хоть маленькую.

О, счастливы, счастливы, свечи жгущие,
в храмах поющие где-то.
Мне же все видится: небо тучами,
серыми, фиолетовыми.

Горела свеча, догорела, погасла.
Знаю – вспомнится в старости,
как он сочинял вечерами маслом
домишко беленький в зарослях.

О, счастливы под куполами певучими,
счастливы жгущие свечи.
Мне бы Грааль, не разъеденный тучами,
Мне бы молиться, да нечем.

Уйди с волны не любящих тебя,
забудь – совсем! об их существованье.
В изменчивом тумане ноября
имеют смысл одни воспоминанья.
Уйди с волны.

Танцуй и пой, как будто никого
здесь не было и нет. Да ведь, по сути,
штрихом уединенья твоего
от самого рожденья были люди.
Уйди с волны.

Невидимые двери хороши.
Прозрачны, зыбки, призрачны, но все же
никто не выпьет из твоей души
ни капли яда. И нектара тоже.
Уйди с волны.

И осторожно, будто видя сны,
касаясь рукотворных изваяний
в миру – уйди с любой чужой волны
в свои рассветы – истинные, ранние.
Уйди с волны.

У юности на краю
знаю, что не напрасно
строю душу свою
невидимо, ежечасно.

Крепки основы души,
их не снесет ветрами,
ветры поют в тиши
блуждая ее мирами.

Но часто кажется мне
под этот напев сольный,
что пусто – так пусто в ней
без лампы моей настольной.

Светом в ее окне
звездным узоры свиты,
но грустно, так грустно в ней
без чьей-то свечи и молитвы.

Будто музей, душа,
сколько чудес в ней разных.
Строю ее не спеша,
невидимо, ежечасно.

Инопланетный художник нарисовал храм.
Нарисовал неземные глаза на иконах там.
Нарисовал неземные цветы, от которых свет,
и вокруг храма – птиц, каких на Земле нет.

Будто бы в окна светлые там струятся лучи,
будто о лучших чувствах там душа не молчит,
будто бы это здание создано для души,
и на Земле кто-то его воплотить спешит.

Может быть, тот художник сам человеком был,
и, улетев, тосковал вечность – нас не забыл.
Мы ему снились ночами, если и там есть сны.
Помнил художник – людям рамки земные тесны.

Он бы на Землю снова с радостью прилетел,
хоть бы одно слово снова б сказать хотел.
Серебрятся туманности, Млечный бежит Путь.
Может, вернется на Землю художник когда-нибудь.

Люди в небо ночами, как и раньше, глядят,
церкви почтамтами в рай на каждом углу стоят.
Кто бы во что ни верил, верим, что жизнь – не прах,
что нам нарисуют храм в инопланетных мирах.

Художник заснул, счастливый, бросив кисть у реки,
картина сверкала в небо возле его руки.
Во сне летели на Землю и память его и храм,
А люди смотрели в небо и что-то видели там.

Мне листья с высоты приветы шлют,
проспекты заливают желтым светом.
А я тебя по-прежнему люблю,
и даже больше, чем весной и летом.

«Не уходи! Не уходи! Не уходи!» –
Стучался пульс во сне и под дождем.
Мне б подойти, мне б только взгляд спасти,
Но мы опять чего-то молча ждем.

Друг друга знали мы тогда едва ль,
и многое пришлось потом понять.
Стоим на месте – и уходим вдаль.
И молча разъезжаемся опять.

Летят все листья в клумбы и крыльцо,
тебя куда-то ветер гонит в спину.
Когда увижу я твое лицо,
Когда я маску от него откину?

Опять все это под дождем гудит,
как будто никуда не уходило.
Что это – кроме слез «не уходи»,
и мокрых, желтых листьев на перилах?

Нет, та была зима не та,
Снегов и счастья красота,
и те снега – как берега.
Она как будто в двух шагах,
но только в снах.

Летят снежинки с неба вновь,
не в глаз, а в бровь моя любовь,
все сны к тебе обращены,
но эти сны уйти должны.
Нет тишины.