Ужели оттого, что все течет,
Что сами мы когда-то канем в Лету,
Так любят люди зрить струенье вод?
Не все загадки требуют ответа.
1999
Опять на темы вечные пишу,
Поскольку человек, увы, не вечен…
Осенним полднем радостно дышу,
А за окном уже январский вечер.
Высоких звезд искристый хоровод,
Снег – на висках и не успеть проститься…
И не дано узнать мне наперед
Все то, что утром, может быть, случится.
И тут спасает Вечность…
Жизнь и смерть,
Любовь и нелюбовь – то свет, то тени…
Когда не можешь в завтра посмотреть,
Легко судить о судьбах поколений.
2001
Закончена книга, а жизнь продолжается.
В ней – каждое утро, как чистый листок…
Живу и творю, ошибаюсь и каюсь,
С одним утешеньем: еще – не итог!
Хотя и закончена старая книга,
И с этой эпохой прощаться пора,
Стою на пороге событий великих,
Но все же не тех, что случились вчера.
Звенят, как куранты, межзвездные выси,
В которые смотрит с надеждой душа…
Осталось – не думать о мистике чисел
И новую книгу начать не спеша.
1999
«Воздух такой в нашем городе – редкость…»
Воздух такой в нашем городе – редкость.
Разве, что в мае и после дождя…
Будто бы это вдруг сельская местность
Из-под асфальта явила себя.
Запах черемух и запах озона —
Предупрежденьем: грядут холода…
Будто опять очутился я дома,
Где только небо, земля и вода.
Где, растревоженный памятью древней,
Сызнова ты начинаешь житье,
Вдруг осознав,
город – это деревня,
Просто забывшая имя свое.
2001
Здесь море янтарною свежестью лечит,
Качая ветрами соленую даль…
На щедрость такую ответить мне нечем,
Но вот расставаться заранее жаль
С откосом, где рядом и липы, и сосны,
Где воздух йодом пропитан насквозь,
Где время пронзает прозрением острым —
От радости встречи, короткой до слез.
2001
Пока еще багряная лоза
Вином не стала и лозою новой,
И соки в ней прозрачны, как слеза,
А буйство дремлет, как в слезе гроза,
До встречи с твердью, дать отпор готовой,
Мы можем просто молча вдаль смотреть,
Как солнце раскаляет листьев медь,
А вечер им подарит цвет латуни…
Как в гроздьях время вызревает втуне
И ничего не ведает про смерть.
2002
Я Черное море назвал по-старинному – Понт…
Так манит меня к кипарисам, растущим вдали,
Шагать по дороге – по самые икры в пыли —
И чувствовать кожей, как солью становится пот.
Над выжженной степью – светило во весь горизонт,
От яркого солнца в глазах вся округа темна…
И цокот цикад набегает, как будто волна,
В которой мне слышится слово заветное – Понт.
2002
Париж увидел из окна автобуса…
Подумаешь, вот невидаль – Париж!
Названьями, что где-то есть на глобусе,
Нас на Урале вряд ли удивишь.
И я бывал в Париже и в Берлине
И через Лейпциг дважды проезжал,
Хоть должен вам признаться, что доныне
Пределов родины не покидал.
В глухом краю между Чесмой и Варной,
Проселками средь ковылей пыля,
Я знал, что нет земли обетованней,
Чем эта, жизнь мне давшая, земля.
И, если речь ведем мы о Париже
(Пусть судят обо мне, о чудаке…),
Мне тот Париж понятнее и ближе,
Где говорят на русском языке.
Где нет ни башни Эйфеля, ни Лувра,
Где местный храм – совсем не Нотр-Дам…
Но сладок дым отеческого утра,
Открытого семи степным ветрам.
2002
«В музее под огромной лупой…»
В музее под огромной лупой
В кусочках каменной смолы
Диковинных букашек трупы
С тобой разглядываем мы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу