Капитан ногами топнул,
Оба пана закричали,
Дескать, будут и у хлопа
И заботы и печали…
«Лживо, пан, словечко это!
Может, вашей пулей ранен,
И умру я до рассвета,
Только знаю, что землица
К нам пришла с большевиками.
Не придется ввек томиться
Здесь за панскими межами».
«Ах ты, хлоп!» — паны вскричали,
В сердце целясь из наганов.
Только что же? Задрожали
Руки пана капитана.
И разжались… Выстрел грянул
Из-за ели исполинской…
И бежит навстречу пану
Переводчик Янек Кшинский.
«Я хочу узнать подробно,
Пан полковник, как случилось,
Что бежали вы из Гродно?
Расскажите, ваша милость…»
5
Ночь гордится звездным блеском.
Под копытами — терновник.
Трое едут перелеском.
Зло шагает пан полковник.
Пан идет тропинкой зыбкой
За прудом у водопоя.
Едет хлоп вперед с улыбкой,
Смотрит в небо огневое.
Позабыл он о печали,
Не томится сердцем больше.
Знает он: за мглистой далью
Встанет утро новой Польши.
От лощины до лощины
Под осенним листопадом
Едет с ним Еманжелинов,
Кшинский Янек едет рядом.
Достопамятные годы
В сердце вписаны навеки.
Переправы, переходы,
Пущи, топи, горы, реки…
Много муки́, много горя
Испытать придется людям,
Но встают над миром зори:
Светлый день встречать мы будем.
6
Много былей рассказали
Мне в недавнюю годину.
Вместе с Кшинским мы скакали
От лощины до лощины
По тропе, где прежде зубры
Мчались ночью к водопою,
По тропе крутой и трудной,
Беловежской стороною.
И гроза гремела люто
Средь широкого простора,
И дождем прибита рута,
И туманятся озера.
И вставали предо мною,
Побеждая расстоянья,
С беловежской стариною
Заповедные сказанья.
В старой пуще в хмурый вечер
Жгли костры сторожевые,
Ширь и сладость польской речи
Я узнал тогда впервые.
Сколько мне ни жить на свете,
Но до смертного порога
Будут тешить песни эти
Звоном буйвольего рога.
Слышал я их лепетанье
В тихом плеске речи братской,
Пили песен тех дыханье
И Мицкевич и Словацкий.
Пил и я у побережий
В грозный год тридцать девятый…
Дальше ж в путь по Белой Веже,
Мой усердный провожатый!
1939–1943
233. ОРЕШЕК
Невская повесть
1
Над снеговой тоской равнинной,
Над глыбами застывших льдов
Стояла крепость, как былинный
Рассказ о доблести веков.
Она давно звалась Орешек…
Издалека тянулся к ней
Вдоль вмерзших в лед высоких вешек
Свет разноцветных фонарей.
Теперь разбиты бастионы,
Огнем войны опалены,
И только снег, да лед зеленый,
Да камень, взрывом опаленный,
В проломах крепостной стены.
Она стояла как преграда
И как редут передовой,
Как страж полночный Ленинграда
Плыла в туманах над Невой.
И всюду в крепости — в руинах,
В следах разрывов на стене,
В обломках башенок старинных —
Повествованье о войне.
О тех, кто ждал, о тех, кто верил,
Кто жил на нашем берегу,
Кто в дни сражения измерил
Пути, ведущие к врагу,
Есть быль, — мне рассказал товарищ
Ту быль, когда мы шли во мгле
Среди снегов, костров, пожарищ
По отвоеванной земле.
Его рассказ не приукрасив,
Стихом я честно передам,
Как шел Григорий Афанасьев
В разведку по гудящим льдам,
О подвиге его, о силе,
Об узких лыжнях на снегах,
О зорях утренних России
Я расскажу в своих стихах.
Гудят чугунные ограды…
Мой друг в земле приневской спит…
Ведь каждый выстрел в дни блокады
С безмолвьем стен старинных слит…
2
Ольшаник мелкий да болота…
Четвертый день — дожди, дожди…
Патруль стоит у поворота…
«Стой! Кто идет?»
— «Свои!»
— «Пехота?»
— «Она, родная!»
— «Проходи!»
Шагала маршевая рота,
Шел пулеметчик впереди.
А небо мглится… Даль темна…
Уже дорога не видна…
Печальна эта сторона:
Ведь как широкая стена
Здесь дождевая пелена,
И плещет мутная волна
В песчаный, низкий берег правый…
Читать дальше