Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Там тополь в саду у любимой цветет,
Ветвями тяжелыми машет…»
Мою он давнишнюю песню поет
Про легкое дружество наше.

Ту песню, которую я распевал,
Теперь затянули подростки,
Она задымилась в губах запевал,
Как дым от моей папироски.

И если ее вдруг баян заведет —
Мне лучшего счастья не надо,
Чем то, что за дымной заставой живет
Моя молодая отрада.

Пути, по которым мы ходим с тобой,
Пока барабанный ссыпается бой,

Пока золотые рассветы кипят
От Желтого моря до самых Карпат, —

Они нас выводят, мешая страницы,
К последней корчме у литовской границы.

Лиловые тени — пестрее сарпинки —
Ложатся теперь на большие столбы,
На узел закрученной в гору тропинки,
На тонкую шею высокой трубы.

Давно трубачи тут не нянчили зорю,
И ветер шумит среди желтой листвы,
И снова уходят к прохладному морю
Последние жаркие тучи с Литвы.

Высокие двери обиты кошмою.
Мицкевич, ты слышал народный мотив,
И долго мазурка вела за корчмою,
Под узкие плечи тебя подхватив…

В корчме стеариновый меркнет огарок,
Торопится дюжина жбанов и чарок…

И ночь оплывает, как свечка из воска…

А рядом — отряды советского войска, —

Прислушайся: это не ветер, а отзыв
Летит через реки, дороги, мосты,
Сливая текстильные фабрики Лодзи
Со сталелитейною вьюгой Москвы.

Народы подымутся в общем единстве,
Пусть время пройдет — не забудут века:
О славе грядущего Феликс Дзержинский
Мечтал по ночам в коридорах ЧК.

И вот за корчмой, по тропам незнакомым,
Туда, где сейчас разгорается бой,
Дзержинский с прославленным польским ревкомом
В осеннюю ночь проскакал за рекой.

И в тихой корчме вспоминают доныне:
Шумит за мостом голубая река,
Под пулями скачет вперед по долине
В ненастную даль председатель ЧК.

Весеннее небо, качаясь как плот,
Плывет, наши крыши узоря,
Но летчик торопится в дальний полет,
В просторы полярного моря.

Республика! Даль голуба и светла
До края, до тихого вира,
И ветер качает твои вымпела
Над шаткими волнами мира.

Стоят под ружьем боевые полки,
О полночь заседланы кони,
Для встречного боя готовы штыки
И сабли для конной погони.

От низких заливов, от сумрачных гор,
От сосен, пригнувшихся утло,
Выходит на пепельно-серый простор
Зырянское желтое утро.

Но в северорусский дорожный ландшафт
До края, до тихого вира,
Врываются отсветы штолен и шахт,
Линейная музыка мира.

И снова с далеких сибирских морей
В тяжелые волжские воды
За юностью, что ли, за песней моей
Идут невозвратные годы.

Изнемогая от пыльных странствий,
Ты шлешь по-персидскому пестрый сплав
С полустанка первой главы — до станции
Кончающих замысел утлых глав.

Строку к строке подгоняя ровненько,
Глаза, как две гайки, ввинтивши в даль,
Ты думаешь: выйдет нескверная хроника
В жанре, которым владел Стендаль.

Ее занимательность неоспорима:
На каждой странице потеет чарльстон.
Любовная встреча в глуши Нарыма
В наборе прошла не одним листом.

А в этот абрис искусно вчерчен
Не только оттенок гусиных век —
Раскраска манто тороватых женщин
И даже чулок их лимонный цвет.

Ты повеселел, вытирая пот,
Герои идут, мельчась,
В искусном романе, сделанном под
Романов старинных вязь.

И даже пейзаж — художественности для
С оттенком таким — сиреневым,
В котором раскрашена последняя тля,
Как льговское небо Тургеневым.

Но — всё же — врагом ты меня не зови,
Над темой моей не смейся —
Я тоже пускаю стихи свои
В большое твое семейство.

А если пейзаж не совсем хорош
И скажет читатель: «Полноте», —
То ты мне поможешь и всё приберешь
В поэме, как в пыльной комнате.

Снова старый разгон и романтика.
Потянуло жасмином с полей.
Это ты грохотала, Атлантика,
Целый год за кормой кораблей.