Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

Аббатство St. Benedetto nei l'Alpi принадлежало во времена Данта графам Гвиди, именно графу Руджиери Довадоло, сыну Гвидо Сальватико, у которого Данте, как полагают, жил несколько времени. Данте, сказав, что там могли бы жить и тысячи, намекает, что при богатстве монастыря и меньшей жадности его администраторов он мог бы вместить в себе гораздо больше монахов, нежели сколько в нем действительно находилось. Другие разумеют не монахов, но сельских жителей, потому что Руджиери Довадоло, друг Дантов, предполагал соединить в этом месте множество деревень в один город, но смерть воспрепятствовала ему исполнить это намерение. Боккаччио. Троиа.

Каменная стремнина есть обрыв между седьмым и восьмым кругом.

Дикое волнование потока греховного скоро делает слух наш глухим для божественного учения. Копишь.

По некоторым известиям, Данте в молодости был предназначен для францисканского ордена. Монахи этого ордена опоясываются вервью. Что разумеет Данте под этим повержением верви в пропасть, комментаторы объясняют различно. С исторической точки зрения, повержение верви означает тот момент, когда Данте сложил с себя чин монашеский, в котором он надеялся когда-то избежать партий своего города, хотел изловить этого Барса (Ада I, 31–43 и прим.), и когда он отдался потоку политического треволнения. В нравственном смысле вервь служит символом хитрости: хитросплетениями ума надеялся Данте одолеть Барса, этот символ сладострастия, и теперь, чтоб вполне получить омерзение к образу обмана (Ада XVII, 1 и д), разум (Виргилий) поведывает ему, чтоб он сам сложил с себя всякую, даже малейшую хитрость: ибо кто еще и сам не отрекся хитрости, тот вместо того, чтоб ненавидеть обман, удивляется ему. Только теперь, когда повержен в адскую бездну клуб верви, символ покинутых хитростей, пред духовными очами нашего поэта выплывает из мглы ада образ обмана во всей отвратительной наготе. Копишь.

Образ обмана, названный ниже в ст. 97 Герионом, поднимается из глубины восьмого круга к седьмому: намек на то, что обман может возвыситься до насилия, равно и насилие нисходит до обмана (ст. 43 и прим.) Герион в мифологии был трехглавый великан, рожденный Хризаором, возникшим из крови Медузы. Его сестра Эхидна, в половину нимфа, в половину дракон, по-видимому ближе подходит к описанному здесь чудовищу. Он нее родились между прочим Сфинкс и Лернейская Гидра. Герион был трижды убит Геркулесом за изменническое похищение его волов: вот причина, почему Данте избрал Гериона в символы обмана и высшего его проявления – измены. Все изображение этого чудовища отличается удивительною пластичностью; вся аллегория проникнута глубоким смыслом. Лицо Гериона – лицо справедливого и кроткого: обман старается нравиться; зато лапы покрыты до самых когтей шерстью, как у кошки, так, что когти выходят из под шерсти тихо и незаметно; тело его кончается змеиным хвостом, вооруженным ядовитым жалом скорпиона – намек на то, что обман вначале привлекает, под конец губит свою жертву; он весь испещрен узлами и кружечками, символами изворотливых путей и хитрого укрывательства, к коим прибегает обман. Он причаливает к берегу осторожно, только головою и грудью, хвост же его скрывается и свободно вьется в тумане, для того, чтобы ничто не препятствовало его губительному действию. Копишь. Штрекфусс.

К каменной набережной Флегетона.

Арахна – знаменитая ткачиха, осмелившаяся состязаться в искусстве с Палладою; она была превращена в паука за то, что ткала соблазнительную картину. Ovid. Metam. VI.

На бой г. жаркий, т. е. приготовляясь ловить рыбу. Пиетро ди Данте, сын поэта, приводит в своем комментарии старинное поверье, будто бы бобр, желая поймать рыбу, опускает хвост в воду, для того, чтобы маслянистою жидкостью, отделяющеюся с его хвоста, приманить свою жертву. Неосновательность этого поверья доказывается, между прочим, тем, что бобр во все не питается рыбою.

Еще Тацит называл Германцев обжорами и эта обидная слава об них, по-видимому, долго удерживалась в Италии, поддерживаясь, может быть, и тем, что во время частых походов германских императоров в Италию. Италианцы, народ вообще умеренный в пище, должны были нередко кормить на свой счет Германцев. Француаз и до сих пор говорят: boire comme du Allemand.

По внутренней окраине седьмого круга идет каменная набережная как продолжение гранитного берега Флегетона. Филалетес.