Анетт Асп - Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира

Озабоченность сравнительными доходами означает, что нас волнует статус – относительное положение в обществе. А озабоченность местом в обществе порождает дилемму статуса. Статус – ограниченный и постоянный ресурс. Увеличение абсолютного дохода каждого не добавляет статуса никому, так как статус связан только с относительным доходом. Вы можете заработать более высокий статус, только если кто-то другой его потеряет (статус – это соревнование типа «кто кого»). Причина, по которой теория Веблена сохраняет свое влияние по сей день, заключается в огромной значимости шага, который он сделал, связав статус с показным потреблением. Как считает Роберт Франк, экономист из Корнеллского университета, потребление стало статусной игрой, то есть наш статус зависит от того, сколько мы тратим на потребительскую гонку вооружений в сравнении с соседями {22} 22 Frank, Robert H. 2011. The Darwin Economy: Liberty, Competition, and the Common Good . Princeton, NJ: Princeton University Press; Frank, Robert H. 1999. Luxury Fever: Why Money Fails to Satisfy in an Era of Excess . New York: Free Press. . По его мнению, мы не в силах вырваться из бессмысленной потребительской гонки точно так же, как две страны, застрявшие в борьбе, которой ни одна из них на самом деле не хочет.

Практически все критики потребительства опираются на тот или иной вариант парадокса Истерлина. Он служит «изобличающей уликой» против консюмеризма. Начиная исследование принятия потребительских решений, мы тоже считали, что это верно, поэтому смотрели на потребительство предвзято. Но какими бы убедительными ни выглядели аргументы – и как бы нам ни хотелось им верить, – по самым современным данным, никакого парадокса Истерлина не существует {23} 23 Stevenson, Betsey, and Justin Wolfers. 2013. “Subjective well-being and income: Is there any evidence of satiation?” American Economic Review 103:598–604; Sacks, D. W., B. Stevenson, and J. Wolfers. 2012. “The new stylized facts about income and subjective well-being.” Emotion 12:1181–87. . Используя данные по ста сорока странам мира, экономисты пришли к выводу, что более богатые страны в целом все же значительно счастливее, чем бедные. Когда государство богатеет, его граждане становятся счастливее. Оказалось, что абсолютный доход все же имеет значение {24} 24 Хотя мы обращаем основное внимание на абсолютную величину богатства, нам известно, что существует по крайней мере одна экономическая модель, показывающая, как озабоченность статусом и относительное положение в обществе способны увеличить счастье благодаря процессу с положительной обратной связью, который вносит вклад в экономический рост и общее благосостояние страны. См.: Strulik, H. 2013. “How Status Concerns Can Make Us Rich and Happy.” Center for Europe an Governance and Economic Development Research Discussion Papers no. 170. . В странах с наивысшими темпами экономического роста самый высокий уровень счастья населения. Действительно, общемировые показатели благополучия росли, начиная с шестидесятых годов, параллельно росту экономики.

Затем появились исследования психолога Эда Динера, одного из пионеров научного изучения и измерения счастья {25} 25 Diener, Ed, Louis Tay, and Shigehiro Oishi. 2013. “Rising income and the subjective well-being of nations.” Journal of Personality and Social Psychology 104:267–76. . Динер с коллегами показали, что парадокс Истерлина основан на грубой и достаточно рискованной оценке дохода. При более точных измерениях парадокс не просто исчезает: он оборачивается своей противоположностью. Повышение дохода ведет к повышению оценки качества жизни, а также к увеличению положительных эмоций и уменьшению отрицательных.

Более того, Динер с коллегами раскрыли ключевую связь между увеличением дохода и счастьем: материальные блага. Когда увеличение дохода преобразуется в повышение покупательной способности, счастье, финансовая удовлетворенность и оптимизм повышаются. И это не мимолетный эффект, вопреки утверждениям антиконсюмеристов о том, что потребление в лучшем случае вызывает лишь кратковременное ощущение счастья. Счастье, вызванное увеличением дохода, весьма устойчиво.

Распространенная идея о том, что до эпохи консюмеризма человечество было счастливее, отраженная в работах таких влиятельных противников потребительства, как Наоми Кляйн, попросту неверна {26} 26 Klein, Naomi. 2014. “Climate change is the fight of our lives – yet we can hardly bear to look at it.” The Guardian , April 23. www.theguardian.com/commentisfree/2014/apr/23/climate-change-fight-of-our-lives-naomi-klein . . Так почему же она кажется многим столь убедительной? Как пишет историк Артур Херман в книге «Идея упадка в западной истории», сама по себе она отнюдь не нова. Предсказание неизбежного упадка капитализма служит центральной темой размышлений об обществе вот уже полторы сотни лет. Убежденность в том, что в прошлом все было лучше, чем сейчас, настолько крепко засела в головах отчасти потому, что наш мозг не способен помнить прошлое таким, каким оно было в действительности. Нам нравится вспоминать старые добрые деньки, когда кино и телевидение были правильными, а страна шла верным путем. Один социологический опрос за другим неизбежно показывают: люди считают, что в прошлом было лучше практически все {27} 27 CBS News/New York Times Poll. 2006. . Но когда ученые подвергают это проверке, обнаруживается, что в наших воспоминаниях пережитый опыт куда более приятен, чем был на самом деле {28} 28 См., например: Morewedge, Carey K. 2013. “It was a most unusual time: How memory bias engenders nostalgic preferences.” Journal of Behavioral Decision Making 26:319–26. . Подобное восприятие называется оптимистической ретроспекцией и ностальгической предвзятостью, и оно присуще всем нам.