Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

Здесь мы видим ответ на вопрос, почему экономисты, стремясь описать действие рыночной власти, часто обходят вниманием цифры, сосредотачиваясь на не требующей точных расчетов и выкладок проблеме снятия входных барьеров в какой-либо конкретной области. Разумеется, кроме качественных показателей рыночной власти есть еще и количественные, но их практическое применение несколько затруднено.

Более полезны критерии, при помощи которых экономисты определяют рыночную власть не столько в конкретной отрасли, сколько на уровне отдельно взятой фирмы. Выбор таких критериев достаточно широк. Не самый сложный из них – индекс концентрации ведущих фирм, показывающий совокупную рыночную долю группы (из четырех, пяти, десяти и т. д.) самых преуспевающих компаний (например, по объемам продаж или стоимости активов) в конкретной отрасли или в экономике в целом {264} 264 Это объективный показатель, но он не отражает всей картины. Например, глядя на него, мы не можем сказать, насколько велики в этой подгруппе различия в рыночных долях, не будут ли в ней доминировать одна-две фирмы. Индекс Херфиндаля – Хиршмана, названный в честь экономистов Орриса Херфиндаля и Альберта Хиршмана, частично заполняет этот пробел, наделяя крупнейших игроков дополнительным весом. Например, Министерство юстиции США использует этот индекс, когда возникает потребность ответить на вопрос: оправдано ли применение в конкретной области того или иного антимонопольного действия? Более подробное рассмотрение вопроса см. в Hirschman, A. The Paternity of an Index. .

Но рыночная власть отнюдь не равнозначна концентрации. В некоторых экономиках или отдельных отраслях с высокой степенью государственного регулирования даже относительно небольшие компании могут пользоваться благами рыночной власти, просто пребывая под защитой государства или под политическим покровительством. Примером может служить служба такси, имеющая исключительное право обслуживать пассажиров, прибывающих в некий аэропорт. Так же сам факт наличия промышленной концентрации необязательно означает, что фирмы действуют как олигополии, прибегая к явному или неявному сговору для поддержания высоких цен: они вполне могут пребывать в отношениях жесткой, беспощадной конкуренции. Прочие факторы, способствующие рыночной власти, такие как способность добиваться благоприятного режима работы и таких же законов, не являются прямым следствием промышленной концентрации. Профессиональные объединения, представляющие сферы деятельности с широкой степенью рассеянности (например, бухгалтеры, стоматологи), могут лоббировать собственные интересы не менее успешно, чем ассоциации из “густонаселенных” секторов экономики (таких как производство цемента, стационарная телефонная связь).

Итак, чтобы понять, как действует рыночная власть, нам недостаточно одних лишь количественных показателей. Пожалуй, степень рыночной власти, а вместе с ней устойчивость отраслевой структуры и преимущества защиты, которой пользуются ведущие фирмы, лучше всего оценивать, беря в расчет наличие и эффективность входных барьеров. И стоит нам это сделать, как сразу проявляется господствующая тенденция: в любой отрасли традиционные входные барьеры, определявшие ее структуру в течение большей части XX века, либо снизились, либо исчезли совсем.

Аксиомы об устройстве корпораций опровергнуты. И в итоге сегодня рыночная власть – совсем не то, что было раньше. Противоядие от деловой ненадежности и нестабильности теряет свою эффективность. И преимущества, долгое время ассоциируемые с масштабом, свободой действий и ранжированностью корпораций, сошли на нет, а кое-где даже стали препятствием.

Классические входные барьеры в мире бизнеса известны всем и каждому. Размер, например, не допускает ситуации, когда небольшие компании бросают вызов большим. А положительный эффект масштаба (также известен как экономия за счет масштаба) удешевляет товары массового производства, оправдывая появление таких инноваций, как укрупненная современная фабрика и сборочная линия. Крупные производители, когда их немного, могут занять немалую часть рынка; могут перенести свои издержки производства (путем распределения, например) на большое количество изделий, снизив таким образом среднюю стоимость одной товарной единицы.

Экономия от совмещения породила целый ряд производных барьеров. Опыт работы в родственных, но не тождественных сферах бизнеса может дать компании преимущество, какого не будет у ее конкурентов. Например, фирма с крупными контрактами на поставку самолетов военновоздушным силам будет иметь огромное конкурентное преимущество и на рынке пассажирских лайнеров. И если положительный эффект масштаба – производная от объемов, то экономия от совмещения возникает тогда, когда компания способна использовать свои уникальные знания и ключевые компетенции на разных рынках. Доступ к редким ресурсам, таким как месторождения полезных ископаемых, плодородная почва или места, изобилующие рыбой, становится барьером тогда, когда потенциальные конкуренты не могут получить доступ к таким же ресурсам. И, конечно же, еще одно препятствие – капитал. Начало работы нового авиаперевозчика, телефонной или сталелитейной компании требует огромных затрат, которые могут позволить себе лишь немногие из новичков. Следующий распространенный барьер, усложняющий конкуренцию, – технология : формула, процесс изготовления или любая другая форма интеллектуального капитала, принадлежащего кому-то одному и недоступного потенциальным конкурентам, также не способствует конкуренции. То же самое справедливо и по отношению к торговой марке: конкурировать с Coke и Pepsi трудно не только из-за их размера, но и потому, что их продукция пользуется огромной привлекательностью именно как бренд.