Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Советском Союзе, то, что наблюдалось соответствие функциональных параметров и политической лояльности. Ярким примером тому служил Фриц Тодт, но были и многие другие. К концу 1930-х годов Гитлер стал продвигать по партийной иерархии людей с практическими навыками. Здесь важно отметить, что он сначала выбрал Тодта, а затем архитектора Альберта Шпеера на пост министра вооружения во время войны. Они занимали последовательно этот пост, хотя ни тот ни другой не имели какого-либо опыта в военной сфере, тогда как старшие военные чиновники были постепенно отстранены от технических и экономических обязанностей и заменены более молодыми и лояльными технократами. Руководство огромной Германской империей начиная с 1939 года находилось преимущественно в руках партийных назначенцев, которые действовали совместно с когортой более молодых чиновников, чьи техническая компетентность и членство в партии позволили им взлететь вверх по карьерной лестнице. Молодой Адольф Эйхман в 1920-х годах был мелким торговцем и дрифтером. Членство сначала в партии, а затем в СС привело его к 1939 году на высшие посты в Главном управлении безопасности; через два года его зловещая и эффективная работа по делам евреев сделала его центральной фигурой в организации геноцида 93.

В партийной машине были тысячи Эйхманов. Изменения в социальном составе населения Германии были связаны с членством в партии и подчиненных ей институтах. Большая часть членов партии были рабочими и служащими, мало отличавшимися от тех, кто поднялся наверх в результате повышенной социальной мобильности в Советском Союзе. Треть тех, кто оказался в рядах СС, были по своему происхождению работниками ручного труда; в период между 1933 и 1942 годами доля рабочих, ежегодно вступающих в партию, выросла с 30 до 43 %, тогда как процент новичков партии из числа белых воротничков вырос с 26 до 32 %. К 1939 году две трети тех, кто вступил в партию, были рабочими или служащими 94. Огромное число новобранцев партии или ставших членами ее организаций и учреждений были молодыми людьми. Половина тех, кто был принят в ряды СС, были моложе 30 лет, а 85 % всех его членов было меньше сорока лет 95. Социальную поддержку национал-социалистический эксперимент получал, прежде всего, от послевоенного поколения, которое надеялось использовать новый институциональный аппарат для повышения своего социального статуса и полномочий не путем перехода из одного класса в другой, а с помощью преодоления всех классовых барьеров в целом. Эйхман получил свой социальный статус после 1933 года не в результате борьбы за выход из своего мелкобуржуазного мирка, чтобы пуститься в плавание в более высоких социальных областях, а благодаря своему положению офицера СС и чиновника по расовым вопросам. Партийная элита активно стремилась установить ясный социальный истеблишмент, где старые правила социальных различий и основания классового снобизма были бы разрушены. Это новое поколение элиты превратилось в самостоятельную политическую касту с собственным стилем поведения, социальные амбиции и идентичность которой строились на преданности Гитлеру и национал-социализму, отвечали расовым критериям отбора или расплывчато определенным качествам «лидерства», но не на традиционных классовых предрассудках.

Социальные последствия строительства естественного органического сообщества, руководимого разнообразной элитой партийных технократов и в условиях доминирования партийных институтов в двух системах не были различными. Целью советского проекта было создание сообщества, которое бы давало рабочим и крестьянам большие социальные возможности проявить свои исконные способности в строительстве социализма и уничтожении классов. Ярлык социальной ценности был приложен к практикам, чернорабочим и политически благонадежным пролетариям. Германское сообщество, напротив, было общностью по крови, в котором служение расе или нации почиталось всеобщим долгом и было направлено на их долговременное сохранение и в котором мерилом истинной социальной ценности служили не личные заслуги, а «расовые ценности». Очевидно, что, вопреки формальному сходству, две социальные утопии были глубоко различны по своим целям.

Ни в чем различия социального идеализма двух диктатур не проявлялись столь разительно, как в идее нового человека, которому предстояло построить новое общество и пройти через все его города. Социальные представления каждой из диктатур, коммунистов и национал-социалистов, предполагали, что граждане Утопии будут совершенно другими по существу по сравнению с оставшимися от прежних времен людьми. В своей работе 1926 года ленинградский профессор Николай Гредескул, размышляя о советском будущем, населенном новыми людьми, писал: «Они будут думать по-другому, чувствовать по-другому, у них будут другие характеры и другие взаимоотношения между собой…». Это будут люди, которых описывал Луначарский, «прекрасные люди будущего», рабочие и мыслители одновременно 96. Ожидание того, что в процессе социальной революции эти люди изменятся в положительную сторону, было центральной идеей этой цели. «Пластичность организма», как предполагал Бухарин, позволит новому обществу перевоспитать своих жителей, сделав их более активными, сознательными и более добродетельными членами социалистического общества 97.