Здесь нужно отметить важный аспект – отличие концепции Гурвича от теории социальных фактов Дюркгейма. Если для последнего социальный факт – любое явление, связанное с принуждением, идущим из сферы коллективного сознания либо же от социальных институтов, то для Гурвича нормативные факты – это сами формы общения, вне которых право не может существовать как таковое (при этом принуждение не является обязательным признаком права, а нормативные факты по определению не зависят от социальных институтов). Нормативные факты возникают на основе общезначимых ценностей и развиваются во взаимодействии индивидов и социальных групп, в результате чего появляются и приобретают общезначимую форму субъективные притязания и коррелирующие с ними обязанности.
Взаимосвязь нормативных фактов и социума носит диалектический характер: с одной стороны, такие факты являются продуктом развития социального целого, а с другой – направляют и изменяют процессы социального развития. Здесь важно вспомнить о своеобразном понимании причинности в концепции Гурвича, поскольку следование нормативных фактов и правовой системы в целом за социальной динамикой не предполагает автоматизма, механического отражения происходящих перемен. Диалектика нормативного факта и общества как тотального социального явления предполагает социальную динамику, в рамках которой индивиды, социальные группы и союзы стремятся (само право в этом контексте мыслитель определяет как «попытку») преодолеть встречающиеся на их пути трудности и спонтанно создают для этого особые формы социабельности (нормативные факты), ориентированные на идею справедливости и на регламентирование своих отношений по императивно-атрибутивному принципу.
Мыслитель выстраивает своеобразную иерархию нормативных фактов: нормативные факты, выработанные глобальными обществами, общественными группами и, наконец, возникшие непосредственно из форм социабельности. Для возникновения нормативных фактов необходимы и определенные предпосылки: возможность реализации в той или иной форме общения коллективных ценностей, которым бы подчинялись субъекты правового регулирования [656]; преобладание в социальных явлениях активных элементов, без которых проявления социабельности оставались бы на уровне внеправового (этического, религиозного) регулирования [657].
Нормативные факты, будучи залогом связи эмпирических форм права с правовыми ценностями, являются в то же время гарантией их социальной действенности и эффективности. Именно через эту связь права и ценностей, через призму их социальной эффективности как форм реализации идеала справедливости Гурвич подходит к проблеме позитивного права. Мыслитель критикует традиционное представление о позитивности права, как о степени закрепленнности правовых моделей поведения нормами государственного права, и говорит о позитивном праве, как о праве, чья эффективность в той или иной форме правового общения реально подтверждается связью с нормативными фактами.
Теория нормативных фактов служит основанием для введения в научный оборот иной трактовки этого традиционного для правовой науки понятия. Мыслитель предлагает разделить позитивное право на интуитивное (как форму констатации нормативных фактов и лежащих в их основе ценностей) и формальное (более близкое к традиционной трактовке «позитивности» права как способа его формально-логического закрепления). Этот подход позволяет по-новому взглянуть на правотворческие органы: под таковыми понимается «компетентный правотворящий авторитет, на который опирается обязывающая сила правовой нормы и который, самим своим существованием воплощая ценности, предоставляет гарантию реальной эффективности такой нормы» [658].
Основным делением источников права является их деление на первичные и вторичные – в этом Гурвич развивает идеи своих французских предшественников Ф. Жени и Л. Дюги о праве как о социальных нормах солидарности и властных нормах подчинения одновременно [659]. Если эти правоведы ограничивались констатацией только «первичных» источников права – социальных моделей поведения, видя в нормах позитивного права их искажение, то Гурвич считает возможным говорить о диалектической системе источников права, признавая в нормах государственного права особую форму права, а не выражение права естественного или социального, как предполагали его современники [660]. Первичность норм социального права как источников права объясняется возможностью их непосредственного интуитивного распознавания (интуитивное позитивное право), тогда как законодательно закрепленные нормы уже опосредуют распознаваемые интуитивно нормы, а потому являются вторичными источниками.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу