Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Этнологическая антропология Фрэзера, изучавшего связь магии и религии в архаических обществах и их воздействие на первобытное право (ср.: «The Golden Bough» [ «Золотая ветвь»] (1890), 3-е издание в семи томах (1911–1915), и выводы из этой работы по поводу правовых институтов в работе «The Magical Origin of Kings» [ «Магический источник королевской власти»] (1905) так же как и «Psyche’s Task» [ «Назначение души»] (1909)), обозначила ряд фундаментальных вопросов архаического права. Несмотря на поспешные обобщения и сомнительный эволюционизм, концепция Фрэзера, по всей видимости, не претендует на то, чтобы представлять собой социологию права в целом или заменить собой теорию права. Подобным образом этнология права постепенно отказывалась от притязания на возможность формулировать всеобщие законы развития права и разрешить проблемы генетической социологии; это составляет общую черту современной этнологии, которую уже А. Гольденвейзер обозначил как «упадок эволюционизма» [981].

Для дополнения нашего обзора предшественников социологии права мы должны вкратце указать на итальянских ученых Ломброзо («L’Uomo criminale» [ «Преступный человек»] (1876)) и Гарофало («Positive criterion of Criminality» [ «Позитивный критерий преступности»] (1878)). Оба этих криминолога противопоставляли свои взгляды абстрактным классическим концепциям, в которых преступление отделялось от преступника и возводилось в ранг метафизической сущности. Вместо этого Ломброзо и Гарофало ввели в обиход положения антропологически-психологического и биологического характера, сделав основной акцент на психологических задатках преступника. Впоследствии ряд криминологов, возражая против концепций этих двух ученых, разработали «социологию преступления». Здесь мы остановимся только на двух представителях такой социологии, а именно на итальянце Энрико Ферри и французе Габриеле Тарде, чьи взгляды, между прочим, находятся в явном противоречии между собой.

Энрико Ферри (1856–1929), автор «Sociologia criminale» [ «Уголовная социология»] в двух томах (1899,1929), попытался разрешить все проблемы криминологии посредством «позитивного изучения социального факта преступления». В понятие преступления Ферри включал такое деяние, которое грозит «коллективной выгоде группы» и провоцирует «направленную на самосохранение защитную реакцию общества». Таким образом, систематическое изучение проблемы предназначения уголовного права, как бесполезное, заменялось на «социологию преступления», с тем чтобы практические реформы могли непосредственно следовать из дескриптивной констатации факта преступления. Несмотря на подобный наивный натуралистический позитивизм, Ферри очень хорошо осознавал, что «социология преступления» не могла раствориться в общей социологии, но оставалась частью социологии права. Хотя ученый напрямую не говорил, в чем же состоит специфика этой отрасли знания.

Прежде чем разработать свою теорию социального подражания, которое заключается в повторении индивидуальных инициатив, выдающийся французский социолог Габриель Тард (1843–1904) интенсивно занимался проблематикой преступления. Статус чиновника и начальника отдела уголовной статистики в Министерстве юстиции заранее позволили Тарду получить квалификацию, необходимую для того направления исследований, которое, несомненно, послужило одним из источников его более позднего социологического творчества. В своих работах «Criminalité comparéе» [ «Сравнительная преступность»] (1888), «La Philosophie Pénale» [ «Философия наказания»] (1890), «Etudes Pénales et Sociales» [ «Исследования об обществе и наказаниях»] (1892), «Les Foules et les Sectes criminelles» [ «Преступные толпы и секты»] (1893), «L’Opinion et la Foule» [ «Мнение и толпа»] (1901) Тард пытался изучать факт преступления во взаимосвязи с тем, что он называл социальной действительностью. Тард не разделял натуралистических и утилитаристских предрассудков Ферри. В своем исследовании «социальных причин преступления» он ориентировался в большей степени на «интерментальную психологию» и отлично понимал, что социология преступления не могла отказаться от использования правовых образов, символов, идей и ценностей; того, что в своей книге «La Logique Sociale» [ «Социальная логика»] Тард называл «категориями социальной ментальности». Скромность задач социологии преступления Тарда позволила ему подметить, что «преступность детерминируется обществом» и что «общество само подбирает и утверждает кандидатов в преступники». Посредством статистики преступлений Тард обосновал ту роль, которую в этом играют «профессиональные преступные группировки». Тард занимался также исследованием преступной деятельности масс и религиозных сект, чем существенно исправил преувеличения и заблуждения Гюстава Лебона («Psychologie des Foules» [ «Психология толпы»], впервые издано в 1895 г.) и Сципио Сигеле («La Folla delinquente» [ «Преступная толпа»] (1891)). К несчастью, Тард считал, что мог объяснить преступление исключительно как подражание индивидуальной инициативе, и пытался обосновать принцип ответственности через «подражаемость деяния» и «персональную идентичность преступления». Подобные произвольные, противоречащие методам социологии теоретические конструкции отдаляли Тарда от действительности и грозили скомпрометировать его столь значимые в иных отношениях исследования в сфере криминологии [982]. Тард дополнил свою социологию преступления и общесоциологическими исследованиями. В двух своих работах – «Les Transformations du Droit» [ «Трансформация права»] (1893) и «Les Transformations du Pouvoir» [ «Трансформация власти»] (1899) – он ожесточенно боролся с эволюционистской теорией, заключавшейся в утверждении непрерывности и однообразности развития правовых институтов и возможности обнаружения исходного звена таких институтов в архаических обществах. Несмотря на многочисленные ошибки, Тарду все же удалось прийти к ценным выводам по отдельным вопросам. Поэтому его имя должно быть поставлено первым среди непосредственных предшественников социологии права, развитие которой мы пытаемся здесь проследить.