Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

В этой связи интересно сравнить положения Европейской конвенции и требования восьмой поправки к Конституции США, которая запрещает «необычные и жестокие наказания». Формулировка «необычные» явно указывает на необходимость анализировать каждое наказание в его историческом контексте. То, что необычно сейчас, было обычным делом 200 лет назад — наказание розгами, например. Европейский суд смотрит на понятие «пытки, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение» похожим образом, оценивая их в историческом контексте.

Пытка просто из мести, из садистских побуждений или с целью вымогательства тоже пытка, но она не будет нас интересовать постольку, поскольку не создает «обвинительного материала» против обвиняемого.

UN Doc. A/56/156.

Цит. по: Grief N. Op. cit.

В противоположность общему принципу affirmati non neganti incumbitprobatio, который предполагает, что лицо, ссылающееся на нарушение своих прав, в частности на нарушение процедуры расследования, должно доказать свои утверждения. Лицо, получившее увечье в обычных обстоятельствах, на улице например, должно будет доказать (предположим, для взыскания ущерба с причинителя вреда), при каких обстоятельствах этот вред был причинен, и убедительно продемонстрировать его противоправность. В случае увечий, полученных в местах лишения свободы, однако, от лица, утверждающего, что увечья причинены противоправно, не требуется доказывать эту противоправность по тому же высокому стандарту доказывания — достаточно продемонстрировать некоторые внешние обстоятельства (prima facie evidence), свидетельствующие о том, что заявитель рассказывает правду и на него действительно оказывалось физическое воздействие.

Процедура предварительного рассмотрения вопроса о допустимости доказательств и иных процессуальных вопросов, которая ведется без участия присяжных.

Суд не стал квалифицировать это обращение с обвиняемым как «пытку» (наиболее жестокий вид «дурного обращения» по статье 3).

Тест — метод анализа, которым пользуется национальный или Европейский суд в своих рассуждениях. Тесты чаще всего состоят из последовательного ряда вопросов, на которые Суд отвечает, чтобы прийти к конечному выводу. Иногда эти тесты являются нестрогими (в том смысле, что ответ на предыдущий вопрос необязательно исключает последующий анализ других аспектов дела).

Сложно себе представить, чтобы в российском контексте такой разговор был бы записан на пленку. Скорее всего, в России не реже, чем в других странах, прибегают к услугам информаторов, но не всегда это оформляется должным образом. В процессе такие лица появляются как обычные свидетели. Представляется, что суды должны выяснять статус и отношения этих свидетелей с правоохранительными органами или как минимум не препятствовать это делать защите. Статус свидетеля как информанта, агента полиции неизбежно влияет на оценку его показаний. Такого рода показания допустимы, но суды должны относиться к ним с особой осторожностью, и именно поэтому этот вопрос нельзя считать лишним в процессе. Кроме того, следует признать статус «агента» не только за лицом, формально вовлеченным в агентурную сеть, но и за любым «помощником» милиции (следствия и т.д.), у которого имеются предварительные договоренности с правоохранительными органами об оказании им такого рода услуг.

Интересная ремарка — судья рассмотрел этот вопрос в отдельном заседании, без присяжных, и вынес определение на 18 страницах. Трудно себе представить, что российский судья потратит столько же времени и усилий на решение вопроса о допустимости доказательств.

Правило о том, что молчание обвиняемого не должно быть истолковано против него, существует в английском праве, однако из него допускаются некоторые исключения.

Возникает вопрос: а что делать, если обвиняемый выбрал активную защиту и дает показания, но отрицает свою вину? Насколько в такой ситуации полиция имеет право применять различные уловки, чтобы получить интересующие их признание и информацию? Представляется, что в этой ситуации «свобода маневра» у органов обвинения больше — свидетеля, дающего показания, но отрицающего вину, допускается запутывать, выявлять противоречия в его же словах и достаточно активно «вытягивать» из него признания, которые потом могут продемонстрировать его виновность.