Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Эта логика наиболее отчетливо прослеживается в делах о лишении свободы: «Labita v. Italy», постановление от 6 апреля 2000 года, «Ilijkov v. Bulgaria» от 26 июля 2001 года, «Nikolov v. Bulgaria» от 30 января 2003 года и «Panchenko v. Russia» от 8 февраля 2005 года.

Впрочем, нельзя не признать, что Европейский суд в ряде случаев все же берется за работу внутренних судов и анализирует ситуацию по сути (см. «Galuashvili v. Georgia» от 17 июля 2008 года, «Kharin v. Russia» от 3 февраля 2011 года). Наверное, в наиболее очевидных случаях, когда факты и возможные выводы из них не вызывают никаких сомнений, Суд может позволить себе отступить от процедурного метода анализа и рассмотреть факты, так сказать, «по первой инстанции».

См.: Spencer J.R. European criminal procedures. Cambridge University Press, 2005. Р. 605. Здесь перечисляются следующие критерии, которыми руководствуется английский судья, решая вопрос об исключении доказательства: 1) серьезность нарушения (например, любое осознанное нарушение закона будет скорее вести к исключению доказательства, полученного с таким нарушением, чем случайное, непреднамеренное нарушение); 2) серьезность рассматриваемого дела (чем опаснее преступление, в котором обвиняют подсудимого, тем менее суды склонны исключать доказательства); 3) степень, в которой незаконность может повлиять на качество доказательства, его достоверность.

В некоторых странах существуют сложные правила доказывания того, законно или незаконно было добыто само оспариваемое доказательство. См., например: Spencer J.R. Op. cit. Р. 606.

Например, о Новой Зеландии см.: Mathias D. Unfairly observed rights // New Zealand Law Journal. [1998]. N 21.

См.: Кипнис Н.М. Допустимость доказательств в уголовном судопроизводстве. М. : Юристъ, 1995. С. 18.

Кореневский Ю.В., Падва Г.П. Участие защитника в доказывании. М. : Юристъ, 2004. С. 21.

По мнению авторов настоящей книги, физическое состояние потерпевшего должно учитываться при определении надежности его показаний, но не их допустимости.

Законность — соответствие требованиям национального (внутреннего) закона; внутренняя законность еще не означает соответствие ситуации Конвенции, но является в некоторых случаях условием для такого соответствия.

См.: Определение СК ВС РФ от 29 ноября 2006 года по делу № 11-006-88сп. Архив ВС РФ, 2006 (в: Практика применения УПК РФ. С. 193).

См.: Tigroudja H. L’équité du process pénal et la lutte international contre le terrorisme. Réflexions autour de décisions internes et internationales récentes // Revue trimestrielle des droits de l’homme. 2007. N. 69, 1 Janvier. Р. 11.

В Уголовно-процессуальном кодексе Германии содержится положение, которое очень близко к позиции Европейского суда в том, что касается «справедливости получения» доказательств, — это статья 136-а, первая часть которой гласит, что «свобода обвиняемого принимать решения и проявлять свою волю не должна быть нарушена дурным обращением, изматыванием, физическим давлением, использованием наркотиков, мучениями, обманом или гипнозом».

Разновидность этой классификации приведена в работе M. A. Beernaert «La recevabilité des preuves en matière pénale dans la jurisprudence de la Cour Européenne des Droits de l’Homme» (Revue trimestrielle des droits de l’homme. 2007. N 69. Р. 90).

Stephen J. History of the Criminal Law. [1883]. Цит. по: Lord Bingham of Cornhill. The Barnett Lecture at Toynbee Hall, 11 June 1998. URL: http://www.judiciary.gov.uk/publications_media/speeches/pre_2004/barnett_110698.htm#en16

Дело «Solakov» интересно сравнить с делом «Polyakov v. Russia» (постановление от 29 января 2009 года), в котором российское правительство указывало на то, что заявитель мог потребовать допроса дополнительного свидетеля на предварительном следствии, но не сделал этого. Суд отметил, что национальное право не препятствовало подсудимому заявлять подобного рода ходатайства на стадии судебного разбирательства, что он многократно делал. Суд заключил, что заявитель попытался воспользоваться своим правом и, даже притом что он не заявил возражений при переходе от стадии судебного следствия к прениям, это не значит, что он отказался от вызова свидетеля, на котором настаивал ранее. Очевидно, что любой обвиняемый, знающий о существовании свидетеля, который может доказать его алиби, будет с самого начала следствия добиваться его допроса. Ждать начала судебного разбирательства и испытывать на себе всю тяжесть уголовного преследования в таких обстоятельствах будет только тот, кто по каким-то причинам не доверяет следователю, не знает о существовании такого свидетеля и т.п. В конце концов, это может быть просто уловкой в руках преступника, который хочет затянуть процесс или запутать суд. Однако, как мы видим, Европейский суд в российском деле предпочел рассуждать более формально: если в законодательстве нет запрета на вызов свидетелей защиты в суд и не требуется, чтобы это ходатайство сперва было заявлено на следствии, суд должен как минимум рассмотреть его. Представляется, что в этом смысле российское дело более благоприятно для защиты, чем македонское, процитированное выше.