Рауль Джинджолия - Унификация оценочных признаков при квалификации преступлений против личности

Аналогичного мнения придерживается А.В. Наумов, отмечая, что «признание за судебным прецедентом роли источника уголовного права не противоречит ни принципу «нет преступления без указания о том в законе», ни конституционному положению о том, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана и установлена вступившим в законную силу приговором суда (ст. 49 Конституции РФ). Судебный прецедент является вторичным и производным по отношению к уголовному закону, подчинен ему, конкретизирует «букву» закона, наполняя ее реальным содержанием, и в конечном счете является необходимым условием реализации воли самого же законодателя. И. думается, было бы неплохо, если бы в будущем судьи смогли официально ссылаться в приговоре на решения Верховного Суда Российской Федерации именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы, разумеется, после ссылки на саму правовую норму. Более того, без этого перспектива становления судебной власти остается весьма призрачной» [306] Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. — С. 111. .

Для теории и практики правоприменительной деятельности принципиально важное значение имеет определение юридической природы разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по вопросам применения уголовно-правовых норм и степени обязательности таких разъяснений. Этой проблеме в последнее время уделяется серьезное внимание со стороны правоведов. Однако она рассматривается лишь как составной элемент проблемы правотворческой деятельности судов и роли судебного прецедента в правоприменительной практике. Между тем «привязка» вопроса о правовой природе разъяснений Пленума Верховного Суда к проблеме о правотворческой деятельности судов представляется некорректной, поскольку обоснованной может быть постановка вопроса о прецеденте как судебном решении лишь по конкретному делу, тогда как разъяснения по вопросам судебной практики носят общий характер и не могут иметь силы судебного прецедента.

Наиболее существенной здесь представляется проблема правотворческой деятельности Пленума Верховного суда РФ в связи с его правом давать судам разъяснения по вопросам судебной практики. Однако это — лишь часть более общего вопроса о том, может ли быть правоприменитель одновременно и творцом права, т.е. вопроса общетеоретического значения, требующего фундаментальных исследований представителями общей теории права и отраслевых юридических наук. Поэтому уяснение правовой природы разъяснений Пленума Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики по уголовным, делам целесообразно ограничить лишь анализом степени обязательности таких разъяснений для нижестоящих судов [307] См.: Рарог А.И. Правовое значение разъяснении Пленума Верховного суда РФ //Государство и право. — С. 51. .

По мнению В. Ткаченко, «практика толкования закона Пленумом Верховного Суда РФ вызывает сомнения», поскольку на основании ст. 58 Закона о судоустройстве этот орган судебной власти имеет право лишь входить в законодательный орган с предложением о толковании законов [308] Ткаченко В. Толкование закона по делам об убийствах //Законность. — С. 44. .

Конституция РФ (ст. 126), определяя полномочия Верховного Суда РФ, закрепляет за ним право осуществлять надзор за деятельностью судов общей юрисдикции и давать разъяснения по вопросам судебной практики. Примечательно, что Конституция РФ, во-первых, не называет даваемые Верховным Судом разъяснения руководящими, т.е. не подчеркивает их обязательного значения, а во-вторых, — наделяет Верховный Суд правом давать разъяснения не по вопросам законодательства (как в Конституции СССР 1924 г.) или по вопросам применения законодательства (как в Положении о Верховном Суде СССР 1957 г. или в Законе «О Верховном Суде СССР» 1979 г.), а только по вопросам судебной практики.

Таким образом, согласно Конституции РФ, как уже отмечалось, Пленум Верховного Суда РФ не обладает правом давать хотя бы только судебным органам толкование уголовного закона, имеющее обязательную силу. Однако в юридической литературе высказываются и противоположные суждения.

По мнению некоторых авторов, свобода усмотрения правоприменяющего субъекта возможна, если он в своей профессиональной деятельности оперирует (руководствуется) диспозитивными нормами, в том числе содержащими оценочные понятия. Именно такие нормы предписывают тот или иной вариант поведения, но при этом предоставляют субъекту возможность в пределах законных средств урегулировать отношения по своему усмотрению. Видимо, такое законодательство подразумевает С.С. Алексеев, приводивший образное сравнение, согласно которому «право напоминает... не матрицу, на которой запрограммированы все возможные варианты человеческих поступков и по которым «печатается» поведение людей, а, скорее, обширную «раму», состоящую из такого рода программ и их ячеек, различных объемов и форм, всегда четко очерченных, но всегда оставляющих пространство для собственного поведения участников общественных отношений» [309] Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. — М., 1971. — С. 120. .