Александр Васильев - Суд присяжных - последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными - стратегия и тактика защиты

— Нет, не был.

— Подсудимый, чем вы можете объяснить, что вам вменяют убийство потерпевшего с помощью ножа, в то время как на трупе были обнаружены огнестрельные ранения?

— (Председательствующий) Снимается вопрос, подсудимый уже пояснил, что его на месте происшествия не было, значит он не может сообщить как, и с помощью чего, был убит потерпевший.

В принципе, и в этом запрете есть своя логика, однако она лишает сторону защиты возможности донести до присяжных информацию о противоречиях в доказательственной базе обвинения (через вопросы, задаваемые подсудимому). Что же делать?

Есть и из этой ситуации есть выход. Впервые столкнувшись с подобным запретом, мне пришлось в дальнейшем выворачивать наизнанку последовательность задаваемых вопросов. То есть вместо того, чтобы идти от общих вопросов к частным (как все нормальные люди), пришлось продвигаться наоборот — от частных к общим:

— Подсудимый, вы стреляли в потерпевшего из пистолета, как следует из заключения судмедэксперта, или из автомата, гильзы от которого найдены в ходе осмотра места происшествия?

— Я вообще не стрелял в потерпевшего.

— Вы стояли с правой стороны улицы, как следует из показаний свидетеля Сидорова, или с левой, как следует из показаний свидетеля Петрова?

— Ни там, ни там — меня вообще не было на месте происшествия.

— Так вы принимали участие в убийстве потерпевшего?

— Нет, не принимал.

В другом процессе подобная тактическая хитрость выглядела следующим образом:

— Кто стрелял в потерпевшего: вы, как вы говорили в своих признательных показаниях, или ваш сообщник Сидоров, как говорил в своих признательных показаниях он?

— Я совершенно точно не стрелял, а стрелял ли Сидоров, мне неизвестно.

— Что значит вам неизвестно? Вы находились на месте преступления тогда, как вы и говорили в своих признательных показаниях?

— Нет, не находился, я вообще в это время был в другом месте.

— Так вы признаете себя виновным в этом преступлении?

— Нет, не признаю.

В общем, полагаю, уже вполне достаточно примеров для обоснования одной простой идеи — правильная формулировка вопроса (правильная в значении «правильная с точки зрения судьи») существенно повышает шансы на то, что его дадут задать и дадут услышать на него ответ.

Да, конечно, такое переформатирование вопросов применимо далеко не всегда. Это зависит, прежде всего, от того в какой степени выясняемая информация несет вред стороне обвинения, и в какой степени судья ощущает себя стороной обвинения. В некоторых, особо острых случаях, ваш вопрос будет снят вне зависимости от формы его подачи. К этому тоже надо быть морально готовым. Поэтому иногда к требуемой информации придется пробираться окольными путями — нужно будет филигранно подводить к нужному вопросу, последовательно показывая, что этот вопрос вполне соответствует предмету доказывания. Как говорится, нормальные герои всегда идут в обход…

Теперь разберемся с формальной допустимостью тех или иных вопросов при проведении допроса. Следует сразу заметить, что в судебной практике как отдельных судей, так и судов в целом существуют «запретные слова», употребление которых в ходе допроса в присутствии присяжных заседателей как минимум не приветствуется, а в ряде случаев, с учетом персональных особенностей личности конкретного судьи, вообще может вызвать эффект, схожий с форменной истерикой.

Например, УПК РФ прямо запрещает наводящие вопросы подсудимому. Возможно, в суде с профсудьей этот запрет и имеет смысл, однако в суде присяжных он приобретает определенную специфичность. Дело в том, что вопрос вида «А скажите, пожалуйста, вы ведь находились в таком-то месте, в такое-то время, где видели такие-то события?» слишком очевидно носит подталкивающий, манипулятивный характер. Очевидно это и для присяжных заседателей и далеко не всегда это им может показаться не важным… Более того, в суде присяжных председательствующие легким движением руки запрещают наводящие вопросы не только подсудимым, но и свидетелям, что хоть и не основано на законе и не столь важно для защиты, и тем не менее прекрасно иллюстрирует сложившуюся ситуацию с правоприменением.

В свое время, в одном из процессов, где обвинение в значительной степени основывалось на показаниях своего свидетеля, произошел следующий случай — требуемые обвинению показания были получены прокурором именно путем постановки перед свидетелем прямого наводящего вопроса (который судья, несмотря на протесты защиты, отказался снять). В итоге в прениях мной было заявлено примерно следующее: «Утверждения обвинения об обстоятельствах произошедшего основываются, прежде всего, на показаниях свидетеля С. Однако, лично я в это не верю — и вот почему. Вспомните его допрос! Ведь свидетель С. не сказал прямо о том, что он видел событие преступления. Он просто сказал „да“ в ответ на вопрос прокурора: „Скажите, пожалуйста, это подсудимый М. наносил удары ножом в спину потерпевшему?“. То есть наиважнейшие для обвинения события мы узнали не от свидетеля, очевидца, а от самого вопрошающего прокурора…».