Александр Васильев - Суд присяжных - последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными - стратегия и тактика защиты

— Конечно в форменной, это обязательно по уставу ППС.

— А во что вы были обуты?

— В берцы.

Последовала пауза.

— Вы скинхед?

— Эээ?

— Ну вот у нас прокурор утверждает, что берцы носят только скинхеды, и только они называют берцы берцами…

Конечно же суд меня прервал, но должный эффект на присяжных это произвело. Кстати, вердиктом присяжных националистический мотив был признан недоказанным, а оба подсудимых получили снисхождение…

Однако, есть у этой категории вопросов и один недостаток. По сути, использование таких вопросов — это «игра в открытую». Если значение того или иного вопроса становится понятно присяжным, то становится оно понятно и стороне обвинения, и судье. А раз так, то у стороны обвинения появляется возможность начать работать над опровержением, а судья неудобный вопрос просто всегда может снять…

17.2.2 Вопросы «кумулятивного эффекта»

Далеко не всегда суть вопросов может (и должна) быть понята окружающим сразу же после получения ответа. В ряде случаев, цель получаемых в допросе ответов должна быть скрыта от участников процесса (в том числе и от присяжных!) до самых прений.

Так в одном из процессов, когда группа подростков обвинялась в нападениях на гастарбайтеров, я в ходе допросов как самих подсудимых, так и очевидцев произошедших событий, тщательно допрашивал их о количестве и составе участников каждого нападения, об используемом оружии (по делу проходил достаточно большой арсенал ножей и заточек), о конкретных действиях каждого из участников. В принципе, вопросы более чем стандартные для такого рода дел. Более того, обилие эпизодов и участников делали и ответы на эти вопросы стандартными, похожими друг на друга, и оттого они не только не запоминались присяжным, но и не вызывали каких-либо возражений и подозрений со стороны судьи и прокурора. Такое положение дел меня вполне устраивало, поскольку моя цель состояла в том, чтобы ответы на заданные мной вопросы просто прозвучали в суде и, соответственно, могли быть использованы в прениях. А вот в прениях то мной и был представлен присяжным детальный анализ противоречий в показаниях как участников, так и очевидцев преступлений. В большинстве эпизодов показания не сходились ни по количеству и составу участников, ни по используемому оружию, ни по перечню и последовательности действий, что, в свою очередь, доказывало позицию защиты — т.н. «соучастники» преступлений, в большинстве случаев, на самом деле ничего не совершали, а оговаривали себя под давлением.

Вообще, говоря о вопросах «накопительного» характера, следует выделить вопросы относительные, то есть вопросы, ценность которых выявляется в сравнении с какими-то другими доказательствами по делу. Здесь речь идет о том, что в принципе существуют обстоятельства, которые сами по себе не несут никакого значения ни для защиты, ни для обвинения, однако с учетом других обстоятельств и доказательств — их значение может становиться весьма серьезным. Так по одному из процессов, двое подсудимых обвинялись в совершении в том числе и убийства. По делу имела место классическая коллизионная защита, т.е. каждый из подсудимых утверждал, что именно второй соучастник наносил потерпевшему ножевые ранения, приведшие к его гибели. В этой ситуации пришлось взвалить на себя частично прокурорские функции и приняться доказывать вину второго подсудимого (не моего подзащитного), чтобы снять вину со своего доверителя. В ходе допроса этого второго подсудимого мной был задан (казалось бы совершенно бессмысленный) вопрос о том, почему в написанном им чистосердечном признании наклон букв обратный (мне было известно, что он левша). Именно такой ответ на свой вопрос я и получил, причем этот нестандартный вопрос о наклоне букв и ответ на него, в силу своей необычности, хорошо отразился в памяти присяжных. В дальнейшем, через несколько заседаний, было изучено заключение судмедэкспертизы, согласно которой все ножевые ранения погибшему были нанесены в правую часть грудной клетки. В прениях оставалось только сложить два и два и показать, что ножевые ранения потерпевшему наносил именно левша, поскольку правша (коим являлся мой подзащитный), стоя лицом к лицу с потерпевшим наносил бы удары по другой стороне туловища… По вердикту присяжных, кстати, правша в итоге был признан невиновным.

Другой вариант относительных вопросов близок к первому случаю, с той однако разницей, что очевидное несоответствие показаний допрашиваемого выявляется не при сопоставлении с другими доказательствами, а в результате сопоставления с его собственными, только данными ранее показаниями. То есть методика допроса, в данном случае, сводится к последовательному задаванию допрашиваемому вопросов, в т.ч. с использованием его собственных прежних заявлений, ответы на которые будут противоречить друг другу. Примером может служить следующий эпизод из личной практики: в ходе одного достаточно длинного допроса, свидетель обвинения сделал два заявления (правда, существенно разнесенных между собой и по времени), которые явно противоречили друг другу. Так свидетель заявил, что, во-первых, торговля в принадлежащем ему магазине шла хорошо и он подумывал о расширении бизнеса. Но, во-вторых, через некоторое время он заявил, что рассматривал варианты отдать полмагазина в аренду. Мне оставалось только, дождавшись своей очереди, спросить свидетеля — как можно расширить бизнес, отказавшись от части торговых площадей?