Александр Васильев - Суд присяжных - последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными - стратегия и тактика защиты

Однако вернемся к детерминизму (как предопределенности). Вот на эту тему крайне любопытная цитата из работы Ольги Гулевич «Психологические аспекты юриспруденции»:

«Различие индивидуальных особенностей присяжных не объясняет разнообразие вынесенных ими вердиктов. В целом некоторые исследователи утверждают, что попытка связать социодемографические характеристики, способности, аттитюды, темперамент и черты личности присяжных с особенностями вердикта имеют ограниченный успех (Kassin, Wrightsman, 1988). Не существует индивидуальных характеристики присяжных, которые оказывают влияние на их решение вне зависимости от рассматриваемого дела и других особенностей судебного процесса. Об этом говорят, например, результаты применения для отбора присяжных шкал, позволяющих выявить наличие у кандидатов обвинительного уклона. Одна из таких шкал включает в себя семнадцать утверждений, с которыми респонденты могут согласиться или не согласиться. Среди них «За совершение серьезных преступлений, таких, как убийство, подсудимый должен быть наказан, если существует хотя бы 90% вероятность того, что он виновен», «Причиной вынесения решения в пользу подсудимого является профессионализм его адвоката», «Слишком много невиновных людей отбывают тюремное заключение». Демонстрация присяжными обвинительного уклона при ответах на вопросы этой шкалы не предсказывает их решения даже в том случае, когда доказательства прямо не подтверждают ни версию адвоката, ни точку зрения прокурора (Kressel, 2002).

Исходя из этого, большинство психологов сходятся во мнении, что: во-первых, индивидуальные характеристики присяжных играют подчиненную роль по сравнению с предъявленными доказательствами; во-вторых, значимость разных индивидуальных особенностей присяжных зависит от конкретного дела, рассматриваемого в ходе судебного процесса.

Таким образом, авторы в целом не отвергают идею научного отбора, однако указывают на то, что такой отбор должен проводиться в связи с конкретным судебным процессом профессионально подготовленными консультантами, которые бы имели возможность принимать решения, руководствуясь опытом работы и интуицией (Kressel, 2002)».

Вот и я, конечно, не отрицаю, что человек имеет свои жизненные установки и вполне подвержен психологическому влиянию, вот только далеко не в любой ситуации. Для того, чтобы оказать на человека влияние и добиться в итоге нужного результата, необходимо изучить его личность, определить «слабые точки», оказать на него достаточно интенсивное и длительное воздействие, отслеживать реакцию и корректировать это воздействие по ходу дела и прочее. Неужели вы считаете, что в процессе с участием присяжных заседателей, у вас будет возможность реализовать все эти мероприятия, да еще и в отношении 12 человек? Особенно с учетом того, что присяжные вообще не имеют права контактировать с защитой… Особенно же опасны ситуации, когда психологическим или эмоциональным воздействием на присяжных пытаются заменить пробелы в доказательственной базе защиты.

Впервые подтверждение этим выводам на практике, я получил после своего первого процесса с участием присяжных заседателей. Уже после вынесения приговора мне удалось познакомиться и поговорить с одной из присяжных. Конечно же, тайну совещательной комнаты мы не нарушали и поэтому кто и как голосовал — осталось для меня тайной, однако подробно поговорили мы о другом, о том, как присяжные оценивали работу адвокатов по делу.

В числе подсудимых в деле присутствовал один несовершеннолетний парень, которому и вменялось совсем немного, и доказательства против него были весьма жиденькими. В прениях его адвокат выступил в стиле Ленина на броневике — очень эмоционально и красочно, короче именно так, как и предписывают многочисленные теоретические методики, затрагивающие вопросы суда присяжных. Я спросил присяжную о том, кто из адвокатов произвел на них большее впечатление, ожидая услышать фамилию именно этого адвоката. Каково же было мое удивление, когда именно его речь была названа в числе худших!

— Мы хотели оправдать его подзащитного, и доказательства в отношении него были слабые, и сам он парень вроде неплохой, но чтобы оправдать, нам были нужны факты, основания для такого решения, а именно их в речи адвоката и не было…

И второй пример. Прения по большому, многоэпизодному делу. Весь процесс проходил крайне нервно, судья, наплевав на закон, пытался всеми силами ограничить наши законные возможности защищать подсудимых. Прения не стали исключением. Судья использовал любой предлог, чтобы прервать выступление, сбить адвокатов с толку, заставить их нервничать. Свою речь я построил на детальном анализе доказательств в результате сопоставления которых для любого слушателя становилось очевидно, что доказательства стороны обвинения противоречат друг другу. На психологические моменты, о которых так любят рассуждать авторы теоретических книг, я особого внимания не обращал. Судья чувствовал угрозу вердикту от моей речи, так что не проходило и минуты, чтобы он не пытался прервать мой доклад. Естественно, это заставляло меня нервничать и говорить быстрее. Неожиданно от старшины присяжных председательствующему пришла записка. С выражением нестерпимой зубной боли судья повернул лицо ко мне и произнес: «Присяжные просят вас говорить медленнее, они не успевают записывать». По итогу — из девяти вменявшихся моему подзащитному эпизодов, он был оправдан по шести, а по трем оставшимся получил снисхождение.