Михаил Любарский - Немые свидетели

Любопытно, однако, другое. Оказывается, еще за четверть века до этого в Алексеевском равелине Петропавловской крепости были разработаны некоторые действительно научные основы исследования почерка. И сделал это человек, обвиненный на основании подложных документов. Обвиняемый написал научно обоснованное опровержение, в котором, правда, судьи не нуждались, так как отлично знали всю подноготную этого сфальсифицированного дела.

Н. Г. Чернышевского арестовали 7 июля 1862 года. Для царского правительства было совершенно очевидно, что перед ним опасный противник, которого следует как можно скорее устранить. Вся деятельность великого революционного демократа, автора смелых философских трудов, одного из руководителей журнала «Современник», человека, который притягивал к себе революционную молодежь, вызывала подозрение.

Но подозрение не доказательство.

Да, в России ходит по рукам грозная прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», и автор ее, вероятно, Чернышевский.

Да, в Москве и Петербурге состоялись студенческие демонстрации, и вполне возможно, что на умонастроение молодежи решающим образом повлиял Чернышевский. Да, каким-то образом Герцену пересылаются в Лондон крамольные статьи и заметки, к которым, видимо, тоже причастен Чернышевский.

Вероятно… Возможно… Видимо…

Нет, всего этого еще не достаточно, чтобы расправиться с врагом, соблюдая хотя бы видимость законности, которой так кичилось «либеральное» правительство Александра II. Нужны были безусловные свидетельства.

Первый допрос Чернышевского не дал следствию ровным счетом ничего. Вскоре Чернышевский сообщил в письме жене, что обвинений против него нет, его скоро освободят и русское правительство вынуждено будет перед ним извиниться.

Письмо не дошло до адресата. Его подшили к делу, и одно высокопоставленное лицо сделало на нем пометку: «…он ошибается: извиняться никому не придется».

На Мойке, в мрачноватом доме у Цепного моста, голубые мундиры в содружестве с молодым переводчиком Всеволодом Костомаровым, несколько раз встречавшимся с Чернышевским, подготавливали судебный фарс.

Неглупый, начитанный юноша В. Костомаров был труслив и тщеславен. Оба этих свойства вполне устраивали III отделение. Но еще больше оценило оно его особый талант, долгое время не находивший достойного применения. Дело в том, что Костомаров после незначительной тренировки легко мог подделывать почерки разных людей.

Его арестовали 25 августа 1861 года по делу о московской тайной типографии. Вскоре Костомаров выдал М. Михайлова, одного из авторов и распространителей прокламации «К молодому поколению».

Тогда-то на авансцене и появилась зловещая фигура сыщика Путилина, сыгравшего трагическую роль в деле Чернышевского. Умелый организатор, умный и опытный сыщик, к тому же не лишенный некоторого литературного таланта (во всяком случае, читать и перечитывать ого отчеты об уголовных делах весьма интересно), Путилин без труда вошел в доверие к Костомарову. III отделение собственной его императорского величества канцелярии, к которому Путилин был прикомандирован своим непосредственным начальником — петербургским военным генерал-губернатором, — не преминуло воспользоваться этой близостью.

Проницательный сыщик в первые же дни знакомства с Костомаровым разгадал, что за человек перед ним, и затеял сложную игру. Получив какие-либо сведения, он вовсе не спешил тут же сообщать их начальству. Ухватившись за какую-нибудь ниточку, Путилин осторожно и умело подводил Костомарова к определенной мысли, стараясь создать впечатление, будто тот сам додумался до того, как ему следует говорить и поступать.

В докладной записке князю Голицину, председателю сенатской комиссии по делу Чернышевского, Путилин, например, писал: «…в январе или феврале 1862 года, когда означенный Костомаров содержался в г. Москве, в Тверской части, я посещал его и, зная, что он, Костомаров, может дать указания на лиц, участвующих в политическом движении, уговорил его видеться с прибывшим в то время в Москву начальником III отделения генерал-майором Потаповым, и его превосходительству, как известно мне, он, Костомаров, указал на Чернышевского, Добролюбова и др.».

Кто знает, не в голове ли Путилина зародился провокационный план, который заставил начальника III отделения уверовать в то, что Чернышевский «ошибается: извиняться никому не придется»?