Аркадий Ваксберг: У крутого обрыва

Через всю жизнь!..

Спор о другом: в чем конкретно эта ответственность должна выражаться, каковы ее формы и, главное, при каких условиях может она наступить. Достаточно ли одного только ф а к т а совершения подростком или взрослым «ребенком» какого-либо проступка, чтобы подвергнуть родителя наказанию, подвергнуть лишь потому — уже потому, — что он родитель? Или этого мало, и еще следует установить, есть ли личная его вина в том, что проступок такой совершен.

Судя по всему, наиболее вдумчивые из моих корреспондентов — те, что не ограничились чисто эмоциональной реакцией на очерк, а аргументировали свою позицию, — настаивают на ответственности родителей именно потому, что считают их виновными в «падении» детей. Доктор Егоров, чье письмо почти полностью приведено выше, употребляет слово «вина» пять раз, сознавая, очевидно, что человек, не виновный в том или ином деянии, родитель он или не родитель, наказан быть не может.

Наш закон и наше правосознание отвергают ответственность за так называемое «объективное вменение», то есть только за наступивший противоправный результат. Одного результата мало, нужно еще доказать, что в его наступлении человек п о в и н е н что он х о т е л этого результата, или предвидел его, или хотя бы д о л ж е н б ы л предвидеть, но по легкомыслию, по небрежности не предотвратил нежеланных последствий. Невозможно представить себе к о н к р е т н о е наказание, основанное лишь на а б с т р а к т н о й предпосылке: родитель всегда виновен. Ни социалистическое право, ни коммунистическая мораль исходить из такой предпосылки не могут, ибо она ненаучна, антигуманна и попросту несправедлива.

«Никакая грязь не прилипнет к ребенку, если перед ним чистые и честные образы матери и отца», — написал тов. Егоров, но, к сожалению, это слишком категоричное суждение не выдерживает соприкосновения с жизнью.

Вот сейчас, когда я пишу эти строки, мне то и дело приходится отрываться от письменного стола: у моего доброго приятеля, журналиста, — беда, и он каждый час сообщает мне по телефону очередную «сводку». Катя, его шестнадцатилетняя дочь, снова исчезла, третий день ее нет дома, и это, увы, уже не впервые. Человек, прошедший войну, не раз смотревший смерти в глаза, человек, который десяткам людей помог выбраться из беды, распутать сложнейшие узлы их запутаннейших конфликтов, подавлен своим бессилием — тупиком, в котором он оказался.

У него четверо детей. Старший сын — медик, хирург, кандидат наук. Другой сын — одаренный артист балета. Дочь — студентка педагогического института. И Катя…

Вот уже два года ни «радикальные», ни «деликатные» меры не приносят никаких результатов: Катя курит, пьет, дерзит, ворует, пропадает ночами в пьяных компаниях сверстников. Уже и в спецучилище побывала, и в колонии, и у бабушки в далекой деревне, оторванной от всех притягательных центров и привычной среды. Эффекта пока что нет никакого. И будет ли — кто его знает…

Что же делать с моим другом? Да, он «подарил» обществу одного «нравственного урода» (пользуюсь термином доктора Егорова), но ведь он же подарил и трех замечательных граждан. Чем именно он и его жена — директор крупного предприятия — провинились, не сумев вылепить из четвертого ребенка столь же достойного человека, как из трех старших?

Можно, скажем, предположить, что младшего ребенка в семье больше баловали или, напротив, утомившись воспитанием первых трех, не уделяли четвертому должного внимания. Но все это будут домыслы, предположения, догадки, а, главное, возьмется ли кто-нибудь утверждать, что, даже будь это так, есть причинная связь между давней ошибкой воспитателей и сегодняшним поведением Кати? Разве забалованный, заласканный дошкольник непременно станет к седьмому классу алкоголиком и воришкой?

Я знаю Катю, не раз говорил с ней, — это хитрая, властная девчонка, чрезмерно «акселерированная» и физически, и физиологически: фактор, мощно влияющий на формирование нравственного облика подростка, но стыдливо игнорируемый педагогами и даже врачами. Ни личный пример родителей, ни пример ее сестры и братьев не оказали и не окажут на Катю никакого влияния. У нее есть другие «маяки»: хулиганистые ребята из соседних домов, распущенные девицы, от которых вечно несет табаком и водочным перегаром.

Ничто на свете не бывает без причин — где-то оплошали и родители Кати, это бесспорно. Значит, что же: отлучить за это отца от газетной страницы, лишить мать директорского «руля»? И проблема решится?..