Коллектив авторов - Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Итак, к середине ХIХ в. в России уже сложилась система уголовного судопроизводства. Однако существовавшие в то время институты уголовного процесса подвергались критике даже со стороны многих современников. Так, сенатор К. Н. Лебедев в 1847 г. писал: «Человек, узнавший российское правосудие, может заболеть и помешаться – так оно отвратительно дурно» 72.

В народе сложилось негативное отношение к праву и законности. Об этом свидетельствует русский фольклор. Среди десятков собранных В. Далем пословиц и поговорок о суде и законе, отражавших сознание народа, нельзя было найти позитивных: «Неправдою суд стоит», «В суд ногой – в карман рукой», «Судьям то и полезно, что в карман полезло», «Судью одаришь, правду победишь» 73.

Изменить сложившееся положение была призвана реформа судебной системы и уголовного судопроизводства. Комиссия, созданная для подготовки «Основных начал судебной реформы», приступила к работе в первых числах февраля 1862 г. Результатом ее труда стало появление Устава уголовного судопроизводства 1864 г. (далее – УУС).

Этот правовой акт особенно интересен для нашего исследования, поскольку с принятием УУС 1864 г. российский законодатель предпринял первые попытки демократизации уголовного процесса. Появились новые институты, которые ранее не были известны, как то: присяжные заседатели, судебные прения и т. д. В это время происходила апробация новелл уголовного судопроизводства на «российской почве». Устав уголовного судопроизводства содержал во многом оптимальные модели функционирования норм и институтов уголовного судопроизводства, часть из которых была заимствована и современным уголовным процессом.

Согласно ст. 1 закона об «Учреждении судебных установлений» 1864 г. судебная власть в России принадлежала мировым судьям, съездам мировых судей, судебным палатам и Правительствующему Сенату в качестве верховного кассационного суда. Полномочия между указанными судебными инстанциями были строго распределены. Статья 5 закона гласила: мировые судьи, их съезды, окружные суды и судебные палаты рассматривают дела по существу; Правительствующий же Сенат в качестве верховного кассационного суда, не решая дел по существу в общем порядке судопроизводства, наблюдает за охранением точной силы закона и за единообразным его исполнением всеми судебными установлениями империи 74.

Обеспечить реальную независимость и полноту судебной власти было призвано включение в подведомственность суда института судебных следователей (ст. 79 закона об «Учреждении судебных установлений») 75. Согласно ст. 249 УУС предварительное следствие о преступлениях, подсудных Окружным судам, производилось судебными следователями при содействии полиции и наблюдении прокуроров и их товарищей. Органы прокуратуры, присяжные поверенные также состояли при судебных местах в соответствии с положением ст. ст. 125, 353 закона об «Учреждении судебных установлений» 76. Такое положение вещей способствовало укреплению судебной власти. Подотчетность суду следственных органов, а также прокуратуры и адвокатуры позволяет говорить о том, что судебное установление стало центральным органом в уголовном процессе, в подчинении которого находились и сторона защиты, и сторона обвинения. Возможно, такое положение вещей было оправданно, поскольку законодателю того времени необходимо было принять жесткие меры, направленные на поддержание авторитета судебной власти. Однако в современном уголовном процессе такое правило будет являться недопустимым, так как принцип состязательности, закрепленный ст. 15 УПК, требует реальной независимости и самостоятельности сторон друг от друга.

Устав уголовного судопроизводства 1864 г. исходил из принципа состязательности сторон. Как писал еще И. Я. Фойницкий, «предоставление обвинительной деятельности суду является глубоким отступлением от состязательного порядка процесса, основанного на разделении функций, и потому оно поставлено в узкие рамки» 77. Суд являлся органом, в компетенцию которого входило возбуждение уголовного дела. Так, согласно п. 3 ст. 42 УУС мировой судья мог своей властью возбудить уголовное преследование по всем непосредственно усмотренным им преступным действиям 78. Как уточнял И. Я. Фойницкий, в силу этого правила практика признавала за ним право возбуждения преследования не только по преступлениям, очевидцем которых он был, но и по тем, которые усмотрены им при разбирательстве другого дела 79.