Дмитрий Богданов: Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография

Дж. С. Милль предпринял попытку преодолеть данный порок бентамовского утилитаризма, ориентированного на количественный рост «полезности» путем качественной дифференциации удовольствий, однако потерпел неудачу. Невозможность преодоления названного порока кроется в самой сути утилитаристского учения, поскольку, как верно отмечает П.А. Гаджикурбанова, «требование разделение целей, движущих людьми, на достойные их стремлений (благие, полезные) и недостойные (вредоносные, бесполезные), предполагающие знание об их ценностной (истинном) значении, должно опираться на критерии, отличные от удовольствия» 26. Поэтому возвести бентамовское «здание счастья руками разума и закона» возможно лишь путем применения тоталитарных методов и всеобщей «чистки мозгов» 27.

Для дифференциации «удовольствий» на благие и порочные необходимо наличие объективных, внеличностных стандартов поведения. Необходима иерархия духовных и социальных ценностей. Все это отсутствует в утилитаристском учении. Чтобы иметь возможность их дифференцировать, можно, немного забегая вперед, сослаться на позицию цивилиста Джеймса Гордли, что для этого нужно вернуться в мир аристотелевской этики 28.

Еще одной попыткой преодоления «первородного греха» или врожденного порока утилитаризма стала концепция Дж. Мура, заменившего «понятие пользы, являвшееся высшим принципом утилитаристской этики, понятием блага и подменившего выражение “наибольшее счастье для наибольшего числа людей” другим – “максимальная совокупность благ (maximum net sum)”» 29. Таким образом, произошла коррекция цели, изменился telos на идею эффективности и максимизации благ (wealth maximization).

Кратко охарактеризовать суть велферизма можно, сославшись на позицию цивилиста Марка Штейна, считающего, что утилитаризм – это теория направленная на максимизацию выгоды. При дистрибуции (распределении) ограниченных ресурсов утилитаризм указывает нам, кому следует помочь, кто извлечет большую выгоду и получит дополнительное благо (welfare). То есть между двумя требованиями ресурсов необходимо выбрать то, которое принесет большую выгоду 30. Или, как отмечают Луис Кэплоу и Стивен Шэйвел, распределительный эффект обусловлен тем, что некоторые индивиды оценивают отдельные блага или услуги более высоко, чем другие. Поэтому распределение благ в пользу тех, кто их выше ценит, увеличивает социальное благосостояние в большей степени, чем распределение идентичных благ тем, чья оценка ниже 31.

Необходимо отметить, что указанные авторы являются представителями весьма специфического экономико-правового подхода (Law and Economics) в понимании сущности и назначения права. Этот подход основывается на тезисе, что право должно служить эффективным средством распределения ограниченных ресурсов, максимизации выгоды от их использования при минимальных транзакционных издержках. Наиболее авторитетными представителями данного учения являются Ричард Познер и Гвидо Калабрези 32, поэтому оплотом данного учения является США.

Данный подход обозначается как междисциплинарный, хотя, по сути, является исключительно экономическим. Так, Стефано Ломбардо отмечает, что представители данного учения являются не учеными-юристами, а, скорее, экономистами, избравшими право в качестве сферы исследований 33. Это и обусловливает то, что экономико-правовой подход до настоящего времени остается маргинальным на территории всей Европы, не исключая и Великобритании.

Кристоффель Гречениг и Мартин Гелтер считают, что популярность рассматриваемого учения за океаном обусловлена тем, что в первой половине XX в. американская школа юридического реализма ниспровергла «классическую» правовую мысль, создав тем самым «вакуум» в юридической науке, который был заполнен дискуссией о правовой политике, анализа права с внешней перспективы. Тем самым была подготовлена необходимая почва для возникновения учения Law&Economics, получившего наибольшее развитие в период президентства Р. Рейгана, т. е. либертарианской рейганомики, когда государство рассматривалось исключительно как проблема, а не как средство в их решении. В Европе вообще и в германоязычных странах в частности такой «вакуум» не был создан. Так, в Германии классическая дескриптивная и позитивистская «юриспруденция понятий» не была ниспровергнута, а эволюционировала в «юриспруденцию интересов» и далее в более трансцендентную «юриспруденцию ценностей». Однако даже последняя недалеко ушла от Исторической школы права Савиньи и позиции Виндшайда, что этические, политические и экономические соображения не должны быть частью юридической науки, которая рассматривалась как автономная сфера научного знания со своими собственными ценностями, методами и целями (анализ права с внутренней перспективы). При этом утилитаристкая философия встретила мощный отпор со стороны деонтологической кантианской этики 34.