Павел Уваров - Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Паскье и Луазель, напротив, стремятся укрепить самосознание адвокатов in corpore. Поэтому они стараются по возможности загладить имеющиеся противоречия и обеспечить преемственность поколений ради выживания корпорации.

Кто-нибудь продолжит список, начатый нашим старейшиной, и включит в него имена тех, кто живет сегодня и кто, как я считаю, ничем не уступает предшественникам… Вы же обязаны предпринять все усилия для сохранения за нашим сословием того ранга и тех почестей, которые своими трудами и заслугами завоевали наши предки, чтобы передать их вашим преемникам [391] Loisel A. Op. cit. P. 142–143. , — заключает Луазель.

Забастовка оказалась успешной, но тактическая победа адвокатов, согласно М. Ярдени, не избавила их от стратегического поражения. Через два года во Франции будет введена полета, de jure закрепившая продажу должностей. Магистраты окончательно отделятся от адвокатов, и образ barreau как барьера, отделявшего адвокатов от судейской коллегии, обретет социальный смысл.

Но я бы не стал считать адвокатов побежденными. Авторы «Диалога…» и их единомышленники продемонстрировали пример успешного социального конструирования. В сущности, они сумели сплотить ранее аморфную социальную группу, превратив ее во вполне реальное объединение, наделенное корпоративным духом и осознанием общих целей. Список адвокатов двух последних веков Старого порядка, возможно, не изобилует именами интеллектуалов первой величины, как раньше, но это были люди, сформировавшие и отстоявшие четкие представления о роли адвоката в обществе. Сегодня историки уже не считают, что именно адвокаты совершили Французскую революцию, но этот тезис слишком уж часто повторялся современниками, чтобы его полностью игнорировать. В период Реставрации и Июльской монархии французская адвокатура переживает свой «золотой век». Но чрезвычайно важно, что «Диалог…» Луазеля переиздает именно Антуан Дюпен, обозначивший себя как бывший батонье парижских адвокатов. Он снабдил текст обильными комментариями и примечаниями, из которых становится очевидным, что Луазель для него — актуальный собеседник, затрагивающий «вечные вопросы» адвокатской практики. Таким же актуальным текстом «Диалог» становится для русской адвокатуры пореформенной России и, как выясняется, для современных российских адвокатов [392] Немного странный перевод сочинения А. Луазеля в книге «Профессия адвоката: Сборник работ о французской адвокатуре» (сост. А. В. Поляков. М., 2006. С. 62–142) вывешен на сайтах нескольких московских адвокатских контор. Наряду с другими адвокатами — А. Я. Вышинским, В. И. Ульяновым, М. М. Винавером — Луазель и Паскье на равных участвуют в современных спорах о сущности адвокатуры. И когда один из авторов сборника, современный адвокат А. В. Воробьев пишет, что «жертвенность в принципе присуща адвокатской деятельности, является ее атрибутом… Подлинная жертвенность предполагает пассионарность адвоката, его готовность поступиться личными интересами ради своего служения», он протягивает руку парижским адвокатам 1602 года, создававшим «адвокатское сословие». .

А это значит, что парижским адвокатам, беседовавшим во время вынужденных каникул 1602 года, выпала редкая удача — способствовать созданию корпорации, которая переживет века. Модель социопрофессиональной самоорганизации, отработанная на рубеже XVI и XVII веков, оказалась удивительно действенной.

Неужели все-таки получился сборник анекдотов? Да, это забавные или неприятные случаи из жизни адвокатов и университетских деятелей. Порой рассказы о них походили на биографические очерки. Но основная задача состояла не в том, чтобы описать их жизненный путь. Важнее было посмотреть, как они, столкнувшись с жизненными и юридическими коллизиями, искали пути их разрешения. Все же отметим то, что способно дополнить наши знания о личностях героев этой книги. Там, где в нашем распоряжении оказываются комплексы документов, мы наблюдаем некое их стилистическое единство, отражающее индивидуальный «документальный почерк» каждого из наших героев. Шарль Дюмулен, Жан Ле Пилёр, Пьер Галанд, Николя Ле Клерк, да и Жиль Бекдельевр склонны были не только поступать в жизненных испытаниях специфическим, характерным для них способом, но и придавать индивидуальное своеобразие своим документам. Можно даже говорить о «графологии» актового и в особенности нотариального материала. Зачастую этому способствует стремление использовать одну и ту же заготовку для разных актов. В результате получается нечто вроде «личного формуляра», применяемого при составлении документов, порой различных по жанру. Это присуще актам Филиппа Кавелье, но нечто подобное мы можем наблюдать и у других наших персонажей, например у Николя Ле Клерка и Жана Ле Пилёра. Что касается Антуана Луазеля, Луи Сервена и Этьена Паскье, я не могу делать выводы об их «документальном поведении», «графологии актов» или «личном формуляре», коль скоро не работал с их нотариальными актами. Но в «Диалоге адвокатов» много говорится о личном стиле многих парижских адвокатов, читающемся сквозь особый контур их поведения — рассеянности одних, неразборчивости других, сумасбродстве третьих. Чем ближе ко времени составления «Диалога адвокатов», тем больше приводится сведений о таких индивидуальных особенностях, осознаваемых как нечто существенное, достойное упоминания. Это хоть и не «графология актов», но нечто ей родственное.