Павел Уваров - Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Но почему преподаватели факультета искусств готовы были идти на сокращение собственных курсов, казалось бы, жертвуя своими интересами? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что, если не считать обычных и вполне ритуальных призывов к реформам на факультете, раздававшихся с незапамятных времен, конкретное требование сократить время обучения философии впервые предъявлено лишь в 1539 году [146] Du Boullay C. E. Op. cit. P. 334–334. . Именно с этого времени на факультете заговорили об избыточности срока trivium annorum com dimidio, а заговорив, уже не могли успокоиться.

Осмелюсь высказать гипотезу, что это было вызвано некими недавними изменениями в расстановке университетских сил. В 1538 году буллой Павла III была подтверждена особая привилегия (индульт; indultum ), укреплявшая право Парламента выдвигать кандидатуры на получение бенефициев [147] Questions et responses, sur l’indult accordé [par Paul III en 1538] en faveur des Officiers de la cour de parlement de Paris, pour remédier aux abus qui se commettent par iceluy. [S. l.], 1626; Cochet de Saint Valier M. Traité de l’indult du parlement de Paris. Paris, 1746. Т. 2. ; это право Парламент использовал в обход жестких требований университетов. Но еще более важным событием стала победа факультета канонического права в длительной борьбе, которая велась с конца XV века, когда «декретисты» начали претендовать на право выдвигать свои кандидатуры на получение бенефициев, не требуя от соискателей наличия степени магистра искусств. До поры до времени речь шла скорее о негласном обычае, чем о праве, и это вызывало протесты со стороны других факультетов [148] Du Boullay C. E. Op. cit. P. 39, 250–253, 299–302, 304–311, 324–328. . Но в 1538 году постановление Парламента окончательно закрепило право «декретистов» вписывать сих кандидатов в число graduéz nommés (обладателей степеней, номинированных на получение бенефициев) без обязательного наличия у них степени магистра искусств и, соответственно, без документа, подтверждавшего прохождение полного курса обучения ( Quinquennium ). Это решение было чревато серьезными последствиями для факультета искусств. Как мы поняли, многие студенты предпочитали прерывать слишком длинный и, как они полагали, бесполезный курс философии [149] Решительность, с которой Галанд, выражая мнение университетского большинства, накинулся на трактат Рамуса, может дополнительно объясняться тяжелой ситуацией на факультете. Рамус своей попыткой низвержения авторитета Аристотеля еще более подрывал престиж факультетского курса философии, отводящего львиную долю времени изучению творений Стагирита. , чтобы сразу перейти к изучению права. «Артисты» рисковали потерять значительную часть студентов-«дезертиров», пополнявших ряды учащихся на факультете права. Поэтому вовсе не обязательно было разделять взгляды Эразма и Рабле, чтобы поддержать реформу: угроза остаться без учеников обеспечивала Галанду поддержку всего факультета. Это не значит, что «артисты» не поддерживали идею гуманистических преобразований университетских курсов, но они не считали необходимым заботиться об этом на институциональном уровне до 1539 года, пока правоведы не закрепили свои исключительные права. Кстати, впервые необходимость реформ на факультете искусств провозгласил ректор Жак де Говеа 21 марта 1539 года, но тогда это осталось лишь декларацией [150] Du Boullay C. E. Op. cit. P. 334–335. .

Если кто и действовал из бескорыстных побуждений, то уж скорее выдающиеся декретисты, такие как Спифам или декан Жан Кентен. Вспомним, что позиция факультета права была представлена последним как «жертвенная». Сокращение сроков изучения философии могло лишить студентов стимула к бегству с факультета искусств и, как следствие, уменьшить поток желающих досрочно перейти на факультет канонического права. Но это возможное неудобство не страшило факультет, и без того обладавший наибольшей привлекательностью. Зато решение поддержать реформу, а значит, как и положено юристам, «предпочесть частной выгоде общую пользу» представляло в выгодном свете декретистов, достаточно долго конфликтовавших с другими факультетами.

В действительности цели административные (борьба за право выдвижения кандидатов на бенефиции, борьба за студентов) тесно переплетались с аргументами культурно-идеологическими (борьба за обновление образования). К тому же «дух институций» был воплощен в словах и поступках людей, бывших, как мы убедились, личностями весьма самобытными. В какой мере личные черты каждого из основных действующих лиц определяли интригу?