Дело Радуева — это не простое уголовное дело, здесь нужно как можно шире смотреть на проблему: весь мир, все российские граждане должны еще раз убедиться, что мы боролись, боремся и будем бороться с терроризмом в любых его формах и проявлениях не только силой оружия, силами автоматов, но главное — силой Закона. Именно поэтому я выступал, и знаю, что был прав, прося суд о максимальной открытости при проведении процесса . Речь шла о тысячах свидетелей, о тысячах потерпевших, о воздании памяти всем погибшим, о материальном, моральном и психологическом уроне, нанесенном народу нашей страны конкретными фигурантами из бандформирований, конкретными боевиками в конкретном эпизоде, на конкретной территории Российской Федерации. Таким образом, обвинялся криминал. В преступлениях, за которые несли ответ подсудимые, не было и нет никакой политики, как это тщетно пытались представить на суде Радуев, Атгириев и K°, а также их сторонники в стране и за рубежом. На процессе юридически решался важный вопрос правовой оценки преступлений, совершенных в Кизляре, Первомайском, Пятигорске — повсюду на территории России, где предпринимали и предпринимают свои преступные вылазки террористы разных мастей и формаций. Наша стратегическая задача, а тактика заключалась в том, чтобы в ходе судебного расследования представить самые полные доказательства неопровержимой виновности подсудимых. Думаю, что поставленные задачи были выполнены.
…Я повторял и повторяю: в действиях Радуева и его банды никакой политики не было. Чем отличаются по своей сути действия Радуева от того теракта, который совершил 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, в США, Усама бен Ладен? Ничем! Это «обыкновенный» фашизм современности. В одной из его жесточайших варварских форм проявления. Каким бы «борцом» — «благородным и милосердным» — ни желал бы себя представить сам Салман Радуев — террорист № 2, солидаризировавшийся с террористом № 1 — бен Ладеном в условиях Чечни, России, на мировой арене, его подлинный облик убийцы, экстремиста, разжигавшего национальную рознь, вскрыт.
И если даже на одном поле этой новой непримиримой схватки с врагами России меня кто-то из журналистов неожиданно сравнил с Михаилом Илларионовичем Кутузовым, то я это воспринимаю с гордостью и офицерской честью. Для меня процесс в Махачкале — словно выстрел в «десятку».
До начала процесса бытовали разные мнения о возможной продолжительности суда. Одни склонялись к точке зрения, что процесс обязательно затянется, если будут заслушаны все свидетели (их более трех тысяч) и тысячи потерпевших. Другие вообще желали любыми способами сорвать подготовку и ход процесса в Махачкале. Вышло так, как планировалось: первое заседание суда состоялось 15 ноября 2001 года, а последнее — 25 декабря 2001 года, когда председательствовавший судья Б. М. Унжолов от имени Российской Федерации зачитал приговор подсудимым. Замечу, что перед началом процесса (дело состояло из 129 томов) даже судья Унжолов предсказывал, что суд продлится не менее двух месяцев. А как подметил московский корреспондент итальянской газеты «Коррьере делла сера», заседания шли столь уверенно, что весь процесс, следуя, будто локомотив по верному пути, уложился почти точно к Рождеству Христову (католическому). Участники заседаний работали без выходных, предоставляя время для отдыха лишь обвиняемым.
Без накладок и протокольно-юридических проблем прошли дни подготовительной части процесса. Все поступившие ходатайства со стороны защиты обвиняемых были неукоснительно рассмотрены, выдержаны все требования процессуального закона. В частности, были дополнительно допущены два защитника обвиняемых. Со стороны обвинения никаких ходатайств заявлено не было.
Конечно, не все потерпевшие смогли принять участие в суде. Подавляющее большинство из них — более двух тысяч — сделали письменные заявления о том, что не прибудут на процесс, поскольку для многих из них — это мучительное напоминание о страшном, о пережитом; это, возможно, новая психологическая травма и боль. С точки зрения закона, такое неучастие в процессе вполне допустимо. Буду откровенным: была и другая причина. Многие не пришли на заседания из-за того, что желали услышать от суда лишь один вариант приговора — смертная казнь за все совершенные преступления. Но они сознавали, что в связи с мораторием на применение смертной казни на территории Российской Федерации такого даже гипотетического предложения прокурор внести не мог.
Читать дальше