Александр Лацис - Почему плакал Пушкин?

Следующая пышная фраза – о Пушкине. Он-де дал позволение издателю «поместить в сем Альманахе некоторые из первых произведений своей Музы».

Тут Борька прихвастнул, ибо кое-что печатал без ведома Пушкина. О неудовольствии поэта упоминает О. Сомов в альманахе «Северные цветы на 1829 год».

«…В Памятнике Муз на 1827 год напечатаны были отрывки из стихотворения Пушкина “Фавн и Пастушка”, стихотворения, от которого поэт наш сам отказывается и поручил нам засвидетельствовать сие пред публикой. Выпускать в свет ранние, недозрелые попытки живых писателей, против их желания – непростительно».

Но откуда взялись юношеские стихи? Возможно, из запасов все того же А.И.Т., благодаря чьим хлопотам Пушкин был принят в Лицей.

Рецензент «Московского телеграфа» – а им был П. Вяземский – выступил задолго до Сомова. Однако Вяземский уже знает, что альманашник исхитил рукописи, то есть действовал без ведома Пушкина. Очевидно, что Вяземский мог все это узнать только от самого Пушкина.

…Между тем Борис Федоров в предисловии к альманаху продолжает отбивать поклоны. «Особенным долгом поставляю благодарить особ, дозволивших украсить оный произведениями Карамзина и Державина, драгоценными для современников и потомства».

Дозволения – от вдов. А произведения? Фактическим составителем большей части альманаха был Александр Тургенев. Он отдал в печать извлечения из своего архива. Например, «несколько мыслей Н. М. Карамзина». (Из писем его к А.И.Т.) Для включения «державинского» четверостишия ему, А.И.Т., надо было лишь присоединить еще один листок из подручных запасов.

Чем подтвердить, что Тургенев постоянно собирал не бывшие в печати, недозволенные стихи? Заглянем в переписку Пушкина. 31 августа 1831 года Вяземский ему пишет:

«… у меня уже кой-какие стишки готовы, которые пока преют за пазухою у Тургенева. Он по старому все так и хватает».

Тургенев, который «все так и хватает» , 13 июля 1826 года уехал в долгую, многолетнюю заграничную поездку. А кроме как через посредничество Тургенева не видно пути, обеспечившего сохранение в тайне имени истинного сочинителя.

По этим соображениям наметим край: четверостишие не могло возникнуть позднее июня 1826 года.

«Птичка» объявилась в окружении четырнадцати подлинно державинских, но мало примечательных стихотворений. Приведем более удачное, по крайней мере, неплохо придуманное:

В скоплении согласных, в нарочитом нагромождении не видно сходства с «Птичкой». Здесь другое дыхание, другой способ чтения.

Вернемся к рецензиям Вяземского. «Разумеется, слава певца Фелицы не озарится новым блеском от стихов его, помещенных в Памятнике; но кто не порадуется находке стихов его…»

Особо подчеркнем призыв порадоваться находке. Стало быть, речь идет о стихотворении ранее неизвестном, объявившемся неожиданно. Вяземский «Птичку» перепечатывает. Последуем доброму примеру и еще раз воспроизведем эпиграмму.

Обратимся к «Словарю языка Пушкина». Там найдем сходный оборот «и ну друг в друга пырять», и «свисту», и эпитет «голосистый». Отдельно остановимся на стяженной форме «голосисту».

Как относился Пушкин к подобным стяжениям? По подсчетам Г. Винокура, в лицейских стихах – 167 усечений прилагательных и причастий, в «Руслане и Людмиле» – 41, встречаются они и позже…

Что доказывают эти справочные данные? Только то, что Пушкину словесный состав четверостишия не противопоказан. Засим сверимся со словарем Державина. Впрочем, поскольку таковой словарь не издан, ограничимся просмотром стихотворений, включенных в первые три тома наиболее полного, «гротовского» собрания сочинений. Слова «бедняжка» нет совсем. (У Пушкина оно встречается 12 раз.) «Пищит» – ни разу. (У Пушкина – 4.)

«Свист» у Державина встречается. Но только в сочетаниях и перечислениях: свист бурь, ветров, крыл, соловьев. А также соловьиный свист. Слово это всегда на привязи, не обрело самостийности, не приучилось ходить без сопровождения.

Но что из того, что нет форм «бедняжка», «пищит», «голосистый»? Выражения относительно редкие. А потому мы обязаны допустить, что в них попросту не встречалось надобности.