Олифант Олифант - Секреты крылатых слов и выражений[СИ]

Насупится Лев Николаевич, выхватит из бредня рака, да и в незваных гостей запустит.

Другое дело, иностранный журналист! Тот о встрече известит заранее, тему интервью оговорит и явится без опоздания. Тверёзый, чистый, внимательный. С таким и поговорить не зазорно. О судьбах мира порассуждать, мыслями поделиться.

Но, вот, как–то раз, прибыл в имение некий герр Шульц, корреспондент из Мюнхена. Глянул на него граф, вздохнул — уж больно молод ему журналист показался. Такому бы на вернисажах кофий пить, да на приёмах крутиться, а не здесь, в Ясной Поляне, вопросы задавать. Однако, немец, несмотря на годы, вмиг мнение о себе исправил.

— Не могли бы мы поговорить, — и смотрит умненькими глазёнками, — об особой духовности российского крестьянства?

— Отрадно — расцвёл граф, — что вашу газету подобное интересует. С превеликим удовольствием поговорим.

Расположился поудобнее, чаю с баранками потребовал, да и сел на любимого конька…

К полудню немец весь блокнот исписал. Притомился, но держится молодцом.

— Скажите, граф, а не могли бы мы с вами деревню посетить? Взглянуть, так сказать, на «мужика–богоносца».

— Зачем же в деревню? — Толстой из кресла поднялся. — Сейчас обедать будем, там и поглядите.

Распорядился граф, что б за стол всех дворовых мужиков с бабами усадили.

Помолились. Сидят, щи уплетают. Немец к одному сунулся поговорить, к другому, но те, рожи воротят, помалкивают. Гречку подали. За столом тишина, слышно, как муха в окно бьётся.

— А где же знаменитая русская водка? — невинно спрашивает герр Шульц.

Скривился Толстой, но рукой знак сделал, мол, подать. Выпили по чарочке. По второй, по третьей. Бабы раскраснелись, захихикали.

— На моей родине — захмелел немец. — Есть такая невинная игра — выбирать «королеву стола».

Берёт со стола мочёное яблоко и Толстому протягивает.

— Вот, граф. Пусть это будет призом наипрекраснейшей даме за столом.

Бабы прыснули, на Льва Николаевича вытаращились.

— Не по–нашему это, — отвечает Толстой и рукой яблоко отводит. — Наша крестьянка не красотой, а материнством славна.

— Хорошо, — не унимается Шульц, — отдайте самому трудолюбивому работнику и рачительному хозяину.

— Не принято, — сурово хмурится граф. — Народ наш общностью своей знаменит, а не индивидуумами.

— Пусть самому физически крепкому достанется, — капризничает немец.

— Софьюшка, — Толстой встал, — спасибо за трапезу, а гостю нашему, вели коней запрягать. Притомился он.

Вечером дворовые подрались. Слушая их выкрики: «Кто тут самый рачительный?!» и «Я всем хозяевам хозяин», Лев Николаевич распорядился, — Впредь иностранцев не принимать. Особенно из этих, из германцев.