Лев Данилкин - Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Голубые, будто подведенные тушью, глаза старого Пьеро светятся ровным блеском; большой рот с очень узкими губами отвешивает слова размеренными, заранее упакованными порциями.

– Я думал, вы с попугаем будете.

– Простите?

Ну как же – знаменитая фотография на «Истории мира». Без птицы он выглядит странно, будто без скальпа.

– С чего вы взяли? Нет у меня никакого попугая. Когда я писал «Флобера», мне приносили деревянных попугаев, пластмассовых попугаев, ситцевых попугаев, плюшевых попугаев, присылали открытки с попугаями, лупу даже подарили с ручкой в виде попугая, но, слава богу, никому не пришло в голову подарить мне живую птицу – только этого мне еще не хватало. Впрочем, моя английская издательница – у нее всегда жили два попугая – привезла своих питомцев на презентацию романа.

Фотография, однако ж, не оттуда – того попугая принес фотограф, который, вспоминает Барнс, почему-то захотел его снять именно таким образом и зачем-то долго усаживал ему птицу на плечо так, чтоб она тоже оказалась в профиль.

– Вы не боялись, что она вас по носу тюкнет? Все-таки не волнистый какой-нибудь, крупный попугаище. Это какаду или ара?

– Это чучело.

– Вот как… Знаете, самая часто, наверное, цитируемая ваша фраза: «Писатель говорит правду через ложь, тогда как все остальные лгут…»

– «…оперируя фактами», – подхватывает он. – Да, да, этим мы и занимаемся – произносим прекрасную ложь, которая содержит больше правды, чем у кого бы то ни было. Наша работа – ну, часть нашей работы – описывать жизнь, какая она есть на самом деле, людей, какие они на самом деле, – что они на самом деле делают, думают, знают. И мне кажется, писательская ложь красивее, чем иные, которые с ней соперничают: религиозная, политическая, журналистская. Есть несколько причин, в силу которых я стал писателем, – мне свойственны любовь к словам, страх смерти, честолюбие, неприязнь к офисным часам, но главная состоит в том, что, по моему убеждению, искусство умеет говорить о жизни правду.

– А правда, что… Смотрите-ка, – вытаскиваю затрепанную «Историю мира в 10 1/2 главах» по-русски, – видите, что тут сказано…

– Давненько не видал я русских букв! Дьжюююлиан Быарыныс…

– Тут сказано, что вы лауреат Букеровской премии.

По страдальческому выражению его лица ясно, что так и не полученный за двадцать лет творческой деятельности Букер для него – больная мозоль [2].

– Я ничего об этом не знал, меня никто не спрашивал.

Я понимаю, что, процитировав обманывающий читателя рекламный текст, совершил явную faux pas [3], но уже не могу остановиться.

– А смотрите, что тут еще написано: «Барнс может быть изысканным и жестким, утонченным и циничным, агрессивным и озорным».

Злосчастная книжка действует на него как красная тряпка на быка.

– Мы говорим обо мне как писателе или человеке? Кто вообще автор этого текста? Я не хочу себя описывать, понятия не имею, какой я.

– А вот смотрите, тут сказано, что вы самый яркий из всех британских прозаиков, а тут, что вы – квинтэссенция английскости: ирония, сдержанность, снобизм. Вы в самом деле идеальный англичанин?

– Нет, положим, не спорю, я англичанин, и во мне есть известные английские черты – больше как у писателя, чем у человека. Но я не понимаю, к чему вы клоните? Не знаю, собаки нет у меня. Сад есть. Дом.

– Скажите, а у вас есть садовые гномы?

– ГНОМЫ???!!! Полагаю, это самый оскорбительный вопрос, который мне когда-либо задавали. Уверяю вас, у меня нет, никогда не было и быть не могло садовых гномов. Ха-ха-ха-ха. Гномы?! Феноменально!

– Может, вы, как ваш сэр Джек Питмен из «Англии, Англии», член Ассоциации пеших странников?

– Нет, Лев, я НЕ являюсь пешим странником, как сэр Джек Питмен, то есть я в самом деле люблю загородные прогулки и довольно часто выезжаю на природу, но я не член Ассоциации пеших странников, ровно как и любой другой организации подобного рода. Чтобы покончить с этой темой, открою вам, что и по части сексуальных привычек с сэром Джеком Питменом у нас мало общего.

Не бог весть какое признание – сэр Джек любил заниматься сексом в гигантских памперсах, – но принеси я эту статью редактору «Дэйли экспресс», он наверняка бы сделал вынос крупными буквами. Здесь вот уже много лет тлеет искра интереса к личной жизни человека, который на протяжении многих лет разыгрывает – явно со знанием дела – в своих романах «ситуацию Бовари», «любовь-измена-ревность». Говорят, Барнс даже не пускает к себе в дом отечественных журналистов, чтобы те не делали умозаключений на основании мельком увиденных деталей – например, вешалку в коридоре с женскими головными уборами. Наверное, если лучше знать материал, шляпы могли бы стать важной уликой; мои личные познания позволяют мне сделать предположения, что головные уборы принадлежат его жене – литагенту Пэт Кавана; на всех, между прочим, барнсовских книгах стоит посвящение хозяйке этой вешалки.