Лев Данилкин - Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Сообщение отправлено. Сулейман придвигает ко мне полиэтиленовый пакетик с листьями – свой, йеменский эквивалент пожертвования донорской крови.

По телевизору показывают очередную стрельбу в восточной провинции Мариб, после чего электричество вырубается. В потемках сидеть скучно, и мы отправляемся шататься по улицам. Ночь, где-то далеко, в горах, слышен треск, как будто кто-то разорвал ткань.

– А ты чего без автомата? – спрашиваю.

Сулейман смотрит на меня с недоумением. Во-первых, в Сане нельзя, мы ж тут не у бедуинов все-таки.

– А во-вторых?

– Ну, дорого же!

– То есть как дорого? Шесть ведь долларов?

Сулейман смотрит на меня снисходительно: шесть долларов! Шесть долларов, милчеловек, стоят шесть патронов.

– А «калашников»?

– Полторы тысячи.

Вот тебе и «индекс»; карта и территория в очередной раз катастрофически не совпадают, вот почему на книжках и Интернете далеко не уедешь – всюду приходится совать нос самому.

Глубокая ночь, но из-за ката спать не хочется, мы бредем по запутанному лабиринту, между мертвых, лишившихся орнаментов глиняных небоскребов, куда – бог весть. Француженка молчит. Я машинально разминаю дармовые листья и отправляю их в рот. Возможно, размышляю я, царица Савская тоже была иностранка – да хотя бы из той же Эфиопии, которая во время дипломатического визита к соседям познакомилась с неким йеменским Абдулом или Сулейманом-Соломоном, так же, как эта француженка, ну а что? Ничего – но только вот сегодняшняя царица к нему уже не вернется, что ей Йемен, зачем ей «варварская Венеция»?

Будущее Сулеймана очевидно. Никто не поплывет к нему против течения. Через пару лет он женится на каком-нибудь крокодиле, который будет носить за ним тяжести и к тридцати годам превратится в ведьму, а дети его с четырех лет будут жевать кат. Работы будет меньше и меньше – какие там туристы при вечном travel alert . Видный, красивый средиземноморской мужской красотой Йемен высохнет, как дерево в пустыне, и зарастет пустыми пакетами из-под ката – мы видели, страшное зрелище, это и есть символ Йемена, вот что следовало изображать на монетах, а не экзотическое драконовое дерево с острова Сокотра.

В этот момент наступает, по-видимому, время утренней молитвы, азана, и муэдзины начинают орать с минаретов так громко, как опять же ни в одной другой мусульманской стране. Они беснуются, визжат, воют как гиены; в какой-то момент голоса входят в резонанс, и кажется, что 14 000 глиняных башен просто обрушатся от такого количества децибел, как стены Иерихона. Вместо этого, однако ж, происходит нечто неожиданное: какие-то контакты вдруг замыкаются – и все, что потухло вчера, вспыхивает. Arabia Felix ! Электричество вновь превращает Сану в город, выстроенный джиннами и ифритами и насыщенный магией. Дома-лампы обретают очертания, цветные витражные окна источают мягкое сияние. Счастливая – фантастически счастливая – Аравия.

Слышится электронный звук, словно напитавшись фотонами от соседних башен, телефон Сулеймана наполняется мягким зеленоватым светом.

Он водит пальцами по экрану, затем выхватывает джамбию, раскидывает руки и начинает кружиться на суфийский манер.

Ответила!

В тот час, когда на Уиллоу-роуд ниспадает покров сумерек, а рододендроны, остролисты и магнолии Хэмпстедской пустоши окутывают соседние кварталы гигантским одуряющим облаком, я оказался на одной из здешних широких аллей, где, словно яхты в бухте, покоятся в зеленых волнах изящные двухэтажные особняки. Удостоверившись, по номеру на решетке, что здание с монументальным крыльцом, украшенное по фасаду нескромными лепнинами в виде львиных голов, принадлежит именно лауреату премий Сомерсета Моэма, Э.-М. Форстера, Медичи и Гринцане-Кавур, я по мраморной лестнице поднимаюсь к витражной двери, за которой немедленно обнаруживается поджарый носач, похожий на Семена Альтова: Джулиан Барнс.

Памятуя о горьком опыте одной своей предшественницы, о которой еще пойдет речь, решаю сразу зайти с интеллектуальных бубей:

– В вашей новой повести «Возрождение» Тургенев произносит фразу: «Моя профессия – форма» ( Form is my business ). А ваш бизнес – в чем состоит?

Правильно идентифицировав меня как иностранного поклонника, карьера которого сегодня достигла своей наивысшей точки, он моментально превращается в шахматный компьютер, отражающий атаку е2 – е4:

– Форма – это часть моей профессии. Прочее – это стиль, это наблюдения за жизнью, это воображение. Что такое роман? Это отчасти воображение, отчасти наблюдения за жизнью, выраженные в форме, которая помогает говорить правду лучшим, максимально экономным способом, и изложенные стилем, который тебя самого максимально удовлетворяет; таков мой бизнес.