Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Дети бесови
кликом поля прегородиша,
а храбрии русици
преградиша чрълеными щиты.

Яр-Тур Всеволоде!
стоиши на бо́рони,
прыщеши на́ во́и стрелами,
гремлеши о шеломы
мечи харалужными [23].

Камо Тур поско́чяше,
своим златым шеломом посвечивая,
тамо лежат
поганые головы половецкыя,
поскепаны саблями каленами
шеломы оварьскыя
от тебе Яр Туре Всеволоде.

Кая рана дорога, братие,
забыв чти и живота,
и града Чрънигова,
отня злата стола,
и своя милыя хоти,
красныя Глебовны,
свычая и обычая?

Были вечи <���сечи> Тро́яни,
минула лета Яро́славли [24],
были плъци Олговы,
Ольга Святьславличя, —
тьи бо о́лег мечем крамолу коваше
и стрелы по земли́ сеяше.
Ступает в злат стремень
в граде Тьмуторокане,
тоже звон слыша
давний Великый Яро́славь сын Всеволод,
а Владимир по вся у́тра уши закладаша
в Чернигове [25].
Бориса же Вячеславлича
слава на суд приведе,
и на Ка́нину
зе́лену па́полому постла [26],
за обиду о́лгову, —
храбра и млада князя.

С тоя́ же Ка́ялы
Свя́топлък повелея <���по сече я>
отца своего
между у́горьскими и́ноходьцы [27]
ко Святей Софии к Киеву.
Тогда, при о́лзе Гориславличи,
сеяшется и растяшеть усобицами,
погибашеть жизнь Даждьбожа внука [28],
в княжих крамолах
веци человеком скратишась.

Тогда по Руской земли
ретко ратаеве ки́кахуть,
нъ часто врани гра́яхуть,
трупиа себе де́ляче,
а галицы свою речь гово́ряхуть,
хотять полетети на уедие [29].
То было в ты рати, и в ты плъкы,
а си́цеи рати не слышано.

С зараниа до́ вечера,
с вечера до́ света
летят стрелы каленыя,
гремлют сабли о шеломы,
трещат копиа харалужныя
в поле незнаеме,
среди земли Половецкыи.

Чръна земля
под копыты,
костьми была посеяна,
а кровию польяна,
туго́ю взыдоша
по Руской земли.
Что ми шумить,
что ми звенить
давеча рано пред зорями?
Игорь плъкы заворо́чает [30],
жаль бо ему мила брата Всеволода.

Бишася день, бишася другый,
третьяго дни к полуднию
падоша стязи Игоревы;
ту ся брата разлучиста
на брезе быстрой Ка́ялы,
ту кроваваго вина недоста,
ту пир доко́нчиша
храбрии русичи.

Сваты попоиша,
а сами полегоша
за́ зе́млю Рускую,
ничить трава жа́лощами,
а Древо с туго́ю к земле преклонилось [31], —
уже бо, братие,
не веселая година въстала,
уже пустыни силу прикрыла.

Въстала обида
в силах Дажьбожа внука,
вступил Девою
на́землю Тро́яню —
въсплескала лебедиными крылы [32]
на Синем море,
у Дону плещучи,
убуди жирня времена.

Усобица князем —
на поганыя погы́бе,
рекоста бо брат брату:
се мое, а то моеже [33];
и начаша князи про малое:
се великое, молвити,
а сами на себе крамолу ковати,
а погании с всех стран
прихождаху с победами
на́землю Рускую.

Припев. О, далече за́йде сокол,
птиць бья, к морю!

А Игорева
храбраго плъку не кресити [34]:
за ним кликну карна,
и жля поскочи по Руской земли,
смагу мычучи в пламяне розе [35], —

Жены руския
въсплакашась, а́ркучи:
«Уже нам своих милых лад
ни мыслию смыслити,
ни думаю сдумати,
ни очима съглядати,
а злата и сребра́
ни мало того потрепати» [36].
А въстона бо, братие,
Киев туго́ю,
а Чернигов напастьми,
тоска разлияся
по Руской земли,
печаль жирна тече
средь земли Рускыи.

А князи сами на́ себе
крамолу коваху,
а погании сами
победами нарищуще
на Русую землю,
е́мляху дань по беле о́т двора [37].

Тии бо два
храбрая Святъславлича,
Игорь и Всеволод,
уже лжу убуди [38],
которую то бяше успил
отец их Святъславь
Грозный Великый Киевский.