Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

О Бо́яне, соло́вию стараго времени!
абы ты сиа плъкы ущекотал [9] О Бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекотал… – Др. – русск. щекотъ – «пение» (соловья); щекотати – «петь» (Фасмер М. Т. 4). Однако: «Соловии… правоверия стълъпъ (и) утвьржение, мудре… инокомъ слава, божествьныхъ святитель седало, певая яви ся Христа въ векы» (Словарь-справочник, 1978. С. 194). Соловей мудр, «ум божественный», возвещает славу на будущие времена. Отсюда наш перевод: ущекотал – «прославил». Но соловей увязан также со столпом и утверждением истины, с правоверием (православием). Поэтому Боян-соловей – это не певец-сказитель, а священнослужитель, причем высшего ранга. Ср.: «с соловьем русский эпос соединял понятие о существе вещем»; «высший же над жрецы Славянъ Богомилъ, сладкоречия ради нареченъ Соловей» (Словарь-справочник, 1978. С. 194). ,
скача, славию, по мыслену Древу,
летая умом под о́блакы,
свивая славы оба́полы сего времени,
рища в тропу Тро́яню чрес поля на́горы [10], —
пети было песь Игореве,
того <���Олга > внуку [11].

Не буря со́колы
занесе чрез поля широкая,
га́лицы стады бежать к Дону Великому —
чили воспети было,
вещей Бо́яне, Ве́лесовь внуче! [12]

Ко́мони ржуть за Су́лою,
звенить слава в Кыеве,
трубы трубять в Новеграде,
стоять стязи в Путивле,
Игорь ждет мила брата Всеволода.

И рече ему
Буй-Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый
ты, Игорю,
оба есве Святъславличя.

Седлай, брате,
свои бръзыи ко́мони,
а мои ти готови,
оседлани у Курьска —
на́переди.
А мои ти куряни
сведоми къмети [13],
под трубами повити,
под шеломы възлелеяны,
конець копия въскръмлени,
пути им ведоми,
яругы им знаеми,
луци у них напря́жени,
тули отво́рени,
сабли изъо́срени,
сами скачуть
акы серыи влъци в поле,
ищучи себе чти,
а князю славе».

Тогда въступи Игорь князь
в злат стремень,
и поеха по чистому полю;
солнце ему тъмою
путь заступаше,
нощь, стонущи ему грозою,
птичь убуди свист зве́рин —
Въста зби Див,
кличет връху древа,
велит послушати зе́мли незнаеме:
Влъзе, и Поморию, и Посулию,
и Сурожу, и Корсуню,
и тебе, Тьмутороканский блъван [14].

А половци
неготовами дорогами
побегоша к Дону Великому,
крычат телегы полу́нощи,
рци, лебеди распущени [15];
Игорь к Дону вои ведет.
Уже бо беды его
пасет птиць подобию,
влъци гро́зу въсро́жат [16]по яругам,
орли клектом на кости
звери зовут,
лисици брешут
на чръленыя щиты.

Припев. О Руская зе́мле,
уже за Шело́мянем еси! [17]

Длъго ночь мркнет,
заря свет запала́,
мъгла поля покрыла,
щекот славий успе,
говор галичь убуди.

Русичи
великая поля
чрьленами щиты
прегородиша,
ищучи себе чти,
а князю славы.

С зарания в пятк
потопташа
поганыя плъкы половецкыя,
и рассушясь стрелами по́ полю,
помчаша красныя девкы половецкыя.
А с ними злато и па́волокы,
и драгыя окса́миты.

Орьтъма́ми и япончи́цами, и кожухы́
начаша мосты мостити по бо́лотом
и грязивым местом,
и всякыми узорочьи половецкыми;
чрьлен стяг, бела хорюговь,
чрьлена чолка, сребрено стружие [18]—
храброму Святьславличу.

Дремлет в поле
Ольгово храброе гнездо,
далече залетело;
не было нъ обиде поро́ждено,
ни соколу, ни кречету, ни тебе,
чръный ворон, поганый поло́вчине.

Гзак бежит
серым влъком,
Кончак ему след правит
к Дону Великому [19].

Другаго дни велми́ рано
кровавыя зори свет поведают,
чръныя тучя с моря и́дут,
хотят прикрыти 4 солнца,
а в них трепещут синии млънии [20],
быти грому великому,
итти дождю стрелами
с Дону Великаго.

Ту ся копием приламати,
ту ся саблям потручяти
о шеломы половецкыя,
на реце на Ка́яле, у Дону Великаго [21].

Припев. О Руская зе́мле,
уже не <���за> Шело́мянем еси!
Се ветри, Стри́божи внуци [22],
веют с моря стрелами
на плъкы Игоревы;
земля тутнет, рекы мутно текут,
по́роси поля прикрывают, стязи глаголют:
половци и́дут от Дона, и о́т моря,
и от всех стран, —
рускыя плъкы оступиша.