Алексей Ивин - Рецензистика. Том 2

© Алексей Ивин, 2016

ISBN 978-5-4483-1341-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не знаю. На любителя. Гуманизма мало. Светлана Викарий попала в неприятную историю из-за этой книги: прототипы себя узнали. Все-таки к слабым, обездоленным и неустроенным людям лучше бы проявить сострадание, привычное для русской литературы. Презрение к деревне явно сквозит в этой полудокументальной повести, а я деревню люблю.

Изображен ведь, в общем, депрессивный российский район – Калининградская область. Немецкий стиль хозяйствования там забыт или еще не внедрен, а русский утрачен, население бомжевато.

Светлана Викарий – моя сокурсница по Литературному институту. Характер задиристый.

Я себя либо не понимаю, либо не люблю. Потому что до Гимараэнса Розы мне не должно быть дела. Мир, в котором он прожил (засушливые области Бразилии – сертан, а затем дипломатическая служба), мне совершенно чужд. И рассказы классика бразильской литературы вызывают не то, чтобы раздражение, а туго, через препятствия, преодоление или даже с отторжением, воспринимаются. Конечно, интуитивно-то я догадываюсь, в чем здесь дело, но чтоб меня не приняли за сумасшедшего, объяснять не стану.

Ведь вот после прочтения Габриеля Гарсия Маркеса, или Хорхе Луиса Борхеса, или даже Жоржи Амаду и в намерении нет что-либо об их прозе сказать или подумать: откладываешь книгу с твердым пониманием, что добавить нечего, разбираться не в чем, соревноваться с ними ты, возможно, и смог бы, но так, об этом и таким стилем – и пытаться не надо. Эти авторы бесспорны для меня, даже Амаду, скучноватый и многословный, или, может быть, далеко отстоят от актуальностей, которыми я опутан и занят. Но, видно, с Гимараэнсом Розой есть связь, насущная для меня самого, потому что о его книге («Рассказы», М., ИХЛ, 1980) захотелось написать.

Первое дело, что его герои чаще всего в пути. Пастухи, погонщики, бандиты, как некогда Одиссей, родину-то покинули, но отношение к ней не утратили, как та коза, которая привязана к колышку и объедает траву по окружности. Они отъезжают из дома, потому что в нем неблагополучие: постылая жена («Отрывки из биографии Лалино Салантиела…»), болезнь, голод, нужда, враг, которому следует отомстить. Автор в лирическом отступлении так прямо и признается (и это странно для дипломата), что любит бродяжить, ночевать под открытым небом и ни за что не нести ответственности. Возможно, что занятия литературой помогали ему уйти от забот и волнений социального порядка в мир, где легко дышится и светят звезды. Он явно романтизирован, этот мир, и любим, почти так же, как у раннего М. Горького, пока общественная занятость и социальный заказ не преобразили того из певца революции, вольности и анархии в унылого раба и труженика слова. Дух вольности в латиноамериканской литературе посильнее, чем в русской, и в таких пестрых, ярких, кричащих красках изображен, что куда нашим прозаикам.

Гимараэнс Роза назовет вам каждое бразильское дерево, изобразит повадку любой птицы и животного (волы, ослы, лошади часто становятся персонажами), распишет путь, привал и источник, так что вы ушами, глазами и ноздрями ощутите окружающий мир. Поэзия «правды» и «красоты» вещественнее всего и прельщает даже богачей, скопидомов и аристократов, не то, что безземельных бедняков и бродяг. Роскошь флоры, фауны и вообще природы – оправдание жизни, ее нескончаемой радости. Так что, воспроизводя эту радость, Роза так же обстоятелен, как и Л. Н. Толстой, описывая, например, катанье на коньках или сенокос.

Но бывает (и тут два писателя расходятся), что дома жить невмоготу, в нем беда, проказа, нищета, позор, и тогда эта коза выдергивает колышек и сломя голову несется в дебри, подальше от цивилизации и такого социального устройства, которое само есть непреходящий ужас. И часто бразильский прозаик, рассказывая длинную историю, на диалектах, народных песнях и полном анимистическом пантеоне выстроенную, делает это, искусно оттягивая ужасную, трагедийную развязку. Жизнь потому и прекрасна, что ужас в конце ее. И этот ужас надо оттянуть, надо и там побывать, и туда заглянуть, и разговор быков послушать («Разговор быков»), потому что вот сейчас сонный возница свалится и колесо переедет ему шею. Сертан цветет и ликует, всё как всегда, и дорога не ухабистее прежней, но рассорились и разупорядочились быки в упряжке, – и кирдык: хоррор тут как тут, хозяин положения и царь природы задавлен, и быки, тотчас замирившись, продолжат путь под мирным небом. Чего им делить? Человек ведь – причина мировых катастроф и неурядиц, не быки.