Однако вернемся к нашей основной теме. Как-то негоже, наверно, скажете вы, брать из далекого от нас начала XIX века роман, пусть даже такой знаменитый, и делать его настольной книгой карбонариев времен восстания мемов. Претензии вполне разумны. Тогда совершим прыжок на два столетия вперед… Оглядев литературные окрестности, убедимся, что выбор, пусть не такой обширный, как во времена «золотой классики», но, похоже, все-таки есть.
Взять хотя бы лауреатов «Большой книги». Вспомнив (впрочем, скорее в ироническом ключе) известный слоган «Голосуй сердцем», так и хочется «лайкнуть» (извините уж за современный слэнг) названия книг любимых авторов: биографию «Борис Пастернак» Дмитрия Быкова, романы «Даниэль Штайн, переводчик» Людмилы Улицкой, «Журавли и карлики» Леонида Юзефовича, «Письмовник» Михаила Шишкина, «Лавр» Евгения Водолазкина и др.
Однако, чувства чувствами, а аналитический подход требует несколько иного ракурса зрения. Для нанесения стрелок на карте боевых действий (в Центре управления мятежа «белковых» повстанцев) в качестве исходных данных скорее подойдут, на наш взгляд, романы с более насыщенной, так скажем, «культурологической начинкой».
Ну, хотя бы такой: «Часто он думал о том, что, по сути, всякий добротный писатель сочиняет на незнакомом ему языке. В этом и есть главный смысл – заговорить на языке, которого еще не существует, хотя давным-давно известны (и потому почти безжизненны) используемые им слова. Все равно что разглядеть впервые крест в сплетенных в поперечье палках» [Черчесов 2007, с. 355].
Или этой: «Как будет дальше с искусством и творчеством, этот взрослый мальчик-философ с ореховыми глазами еще не знает, это, как покажет будущее, но уж философия и научная карьера – прощай! Цитаты-то не о расчетливости, а о том, что в искусство нельзя лезть с психологией торговца мелочной лавки. Выигрывает тот, кто умеет проигрывать» [Есин 2006, с. 239].
А как вам размышления о судьбе Создателя? – «Мы всемогущи. Стоя на краю поля ржи: наша рука может вырвать любой вредоносный василек с этого поля. Мы беспомощны перед полем ржи: нашей жизни не хватит, чтобы руками вырвать все васильки, не помяв колосьев. Точно также Господь одновременно всесилен и беспомощен перед бескрайним полем своего Творения, усеянным сонмом грешников, посеянным Им Самим» [Ефимов 2006, с. 220].
Это фрагменты из трех произведений, которые мы склонны отнести к современным филологическим романам, так как все они, как нам представляется, отвечают ключевым их признакам: главный герой романа – филолог, креативными возможностями которого являются непосредственный взгляд на мир, внутренняя свобода, стремление постичь иррациональные истоки писательского вдохновения; автор филологического романа выступает сразу в трех ипостасях: как писатель, литературовед и культуролог; для насыщения текста частицами культурной памяти (да это же фактически те самые мемы Ч. Докинса!), автор не только использует интертекстуальные отсылки к литературным произведениям, но сам, откликаясь на актуальные проблемы, генерирует новые культурные коды и знаки; не отказывает себе автор и в проявлениях писательского озорства, создании игровой, ироничной атмосферы взаимодействия с читателем, не стесняясь в некоторых случаях и сознательного обнажения своих излюбленных литературных приемов.
Небольшой, как теперь говорят, презентационный блок. Первый отрывок взят из романа Алана Черчесова «Вилла Бель-Летра» (в самом названии не чувствуете ли одурманивающие запахи современной раскованной беллетристики?), где главный герой – писатель Георгий Суворов, вместе со своими коллегами из Англии и Франции, пытается в начале XXI века раскрыть тайну произошедшего столетие назад исчезновения бывшей владелицы расположенной в Баварии виллы графини Лиры фон Реттау.
Второй – из романа Сергея Есина «Марбург», на страницах которого описывается поездка профессора филологии Алексея Новикова в немецкий Марбург для чтения лекции о знаменитых выпускниках местного университета Михаиле Ломоносове и Борисе Пастернаке («мальчик-философ с ореховыми глазами» – это он).
У героини третьего романа («Неверная», автор Игорь Ефимов) Светланы Денисьевой, преподающей в американском университете русскую литературу, необычное пристрастие: она пишет письма фактически в «мир иной» – ушедшим из жизни известным литераторам и их близким.
1.2. «Одна с опасной книгой бродит, // Она в ней ищет и находит…» (манускрипт – источник силы)
Читать дальше