Рискнем предположить (это наша гипотеза), что на информационную составляющую бунта машин человечество вполне могло бы ответить своим оружием большой поражающей силы – «восстанием мемов». Основанием для такого допущения могут послужить идеи, изложенные английским биологом Ричардом Докинсом в 1976 году в книге «Самовлюбленный ген». В этом труде ученый предположил, что, наряду с генами как носителями биологической информации, существуют носители культурной информации, в которых также заложен своеобразный механизм размножения и которые аналогичным образом функционируют в рамках теории эволюции, выдвинутой Чарльзом Дарвиным. По аналогии с генами Докинс назвал эти элементы культурной памяти «мемами».
Как считает известный культуролог и литературовед Михаил Эпштейн, «примером таких мемов могут служить крылатые слова, лозунги, литературные сюжеты, визуальные образы, музыкальные мотивы, моды, поваренные рецепты, математические формулы… По сути, вся история человечества может быть описана как эволюция мемов, их борьба за выживание, распространение, покорение умов, внедрение в духовную и материальную культуру» [Эпштейн 2005, с. 669].
Но восстание мемов против «робокопов» и других начиненных чипами металлических продвинутых существ должно, видимо, опираться (так уж повелось в истории) на какие-то основополагающие литературные источники, назовем их для обобщения «манускриптами». К примеру, толчком для начала Реформации католической церкви в 1517 году послужили «95 тезисов» Мартина Лютера, а начало классовой борьбы пролетариата за свои права было положено изданием в феврале 1848 года «Манифеста Коммунистической партии», написанного Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом.
Найти какой-то один, основополагающий манускрипт для восстания мемов, похоже, задача практически невыполнимая. Но попробуем пофантазировать, разобьем задачу на несколько составляющих и обратимся сразу к нескольким источникам. Начнем с первого. Вот строчка наугад:
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя,
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно,
Нам чувство дико и смешно
[Пушкин 2005, с. 53].
Знакомо? – конечно, это строки из романа в стихах Александра Пушкина «Евгений Онегин» – подлинной «энциклопедии русской жизни», как назвал его Виссарион Белинский. Чем не кладезь культурных мемов начала XIX века?
Впрочем, далеко не все литературные критики приняли сочинение великого поэта на «ура». Одному не хватило в нем цельности сюжета и связности изложения: «Блистательная жизнь «Евгения Онегина», коего каждая глава, бывало, считалась эпохой, оканчивается почти насильственно, перескоком через целую главу: и это не производит никакого движения, не возбуждает никакого участия. <���…> С самых первых глав можно было видеть, что он не имеет притязаний ни на единство содержания, ни на цельность состава, ни на стройность изложения… (Н. Надеждин, «Телескоп», 1832 г., №9 ).
Второй, не мудрствуя лукаво, прямо связывал пустоту главного персонажа «Евгения Онегина» с «вакуумом» содержательной части: «Сам Пушкин, кажется, чувствовал пустоту своего героя, и потому нигде не старался коротко знакомить с ним своих читателей. Он не дал определенной физиономии, и не одного человека, но целый класс людей представил он в его портрете: тысяче различных характеров может принадлежать описание Онегина. Эта пустота главного героя была, может быть, одною из причин пустоты содержания первых пяти глав романа; но форма повествования, вероятно, также к тому содействовала» (из статьи И. Кириевского «Нечто о характере поэзии Пушкина», «Московский вестник», 1828 г.).
Третий, а это известный своей въедливостью Дмитрий Писарев, вдоволь «прошелся» по так почитаемой Белинским всеохватности романа: «Если вы пожелаете узнать, чем занималась образованнейшая часть русского общества в двадцатых годах, то энциклопедия русской жизни ответит вам, что эта образованнейшая часть ела, пила, плясала, посещала театры, влюблялась и страдала то от скуки, то от любви. – И только? – спросите вы. – только! – ответит энциклопедия. – это очень весело, подумаете вы, но не совсем правдоподобно. Неужели в тогдашней России не было ничего другого? Неужели молодые люди не мечтали о карьерах и не старались проложить себе так или иначе дорогу к богатству и к почестям?..» (из статьи «Пушкин и Белинский (1 гл.). Евгений Онегин»).
Предлагаем не вступать в полемику с маститыми критиками. К тексту «Евгения Онегина» будем возвращаться еще не раз, и тогда, видимо, может проясниться, насколько справедливы их некомплиментарные выпады.
Читать дальше