Джабраил Мурдалов - Неизвестный Поэтъ XIX века. Памятник Поэзии

Природы одичалой вид.

Не редко, позднею порою,

Там одинокий он блуждал

И с грустной думою встречал

Лампаду ночи над рекою.

Когда же в осень, ветра свист

Между ущелья завывая,

Клубил, полями пробегая,

Деревьев пожелтелый лист;

Он приходил, в речные воды

Свой взор прощальный устремить

И траур свой соединить

С печальным трауром природы

Любил он видеть, как лежат

Зимою холмы снеговые

И пирамиды ледяные

Над бездной пропасти висят;

Но чаще, лишнею порою,

Внимания музыку громов,

Любил следить он за струею

Молниеносных облаков.

Так, шаловливую зарницу

Он и сегодня наблюдал,

Покуда старец не позвал,

Через слугу, его в светлицу.

«Ну что» сказал он: «ты измок,

Ну мудрено ли простудиться,

Сам не увидишь как случится,

И что смотреть, какой тут прок?

Ужель ты не знаком с грозою?

Она и нынешней весною

Является не в первый раз;

Чай так глазеешь, для проказ?

– На твой вопрос, вопрос скажу я;

За чем, в бездействии тоскуя,

Не редко книгу ты берешь

И чувствуешь в душе отраду:

Теперь читал ты Илиаду

Иль в первый раз? – «Ответ хорош;

Но е совсем, Гомеру все мы,

Все удивляемся до днесь.»

– В природе лучшие поэмы:

Там подлиник, а список здесь. —

«Положим так; но для чего же

Своим здоровьем рисковать?

Его должны мы сберегать.

Оно для нас всего дороже;

Уж я не раз тебе твердил:

Гуляй в хорошую погоду,

Люби, прелестницу, природу,

Я прежде сам ее любил;

Бывало даже, как Гораций,

Ее я и стихами пел,

Покуда мне не надоел

Вид обветшалых декораций.

Тогда я как-то был живей,

Тогда иначе сердце билось,

Теперь же, бронзою покрылось —

Эгидою против страстей;

Мне стыдно стало любоваться

И времени я не гублю,

Однакож, должен я признаться,

Что и теперь ее люблю!

Конечно, все другое ныне,

Уж я от пламени далек:

Так, в потухающем камине,

Под пеплом виден огонек;

Но завтра, мы с тобою, снова

Об этом будем рассуждать,

Пора поужинать и спать

Чай кушанье давно готово.

Старик уснул. Антон, в передней

Давно забылся и храпит;

Собранья устарелых бредней

Рассказ внимает Леонид;

Облокотясь на край постели

Беседу с нянькой он ведет,

И та ему передает,

Как ей, на нынешней неделе,

Случилось видеть мертвеца,

Другого мира сорванца.

«Давно я слышала рассказы,

Так Маргарита говорит:

Что строит разные проказы

Сосед наш, дедушка Димид.

Крестьяне бегали не мало

К нему, для разной ворожбы,

И он все выскажет бывало,

Лишь только выкинет бобы:

Но вот, назад тому с полгода,

Прибрали этого урода;

Все успокоились, ан нет,

Он не оставил здешний свет:

Лишь час полуночи приходит,

Он, слышно, по селенью бродит

И вопит дико, и свистит,

И как удавленный хрипит;

Весь в белом по полю шагает,

И пламя у него в глазах:

Мороз по коже подирает

И душу обуяет страх.

Как вспомню, шла ч за водою,

Н у вот иду, и вдруг стоит

Старик с седою бородою

И зорко на меня глядит;

Я от него, а он за мною,

Как будто бешенный бежит,

Не помню я, как повалилась,

Куда потом девался он,

Как в избу внес меня Антон,

Как я на лавке очутилась.

Хоть часто ходить за рекою,

Пожалуйста поберегись

И не ходи ночной порою

Она заснула, Леонид,

Смущенный, в горести, сидит:

Ему мечта ночная, – пища

Любил он тишь ночных часов,

Любил он логику кладбища

И красноречие гробов.

Теперь же буря удалилась,

Ему не спится, – что сидеть?

На сонных нечего глядеть;

Привычка нова пробудилась,

Оделся он, без дальних слов,

Шаг за порог – и был таков.

Из садика, из огорода,

Природы благородный пар,

Несется свежесть кислорода

Решений омоченных дар,

Луна так весело сияет,

И в полном блеске выплывает,

Бросая милостивый луч

Сироткам убежавших туч,

И вот очей его отрада

Блистает множеством крестов,

По скату берега, ограда

И в ней селенье мертвецов.

Тот под чугунною плитою,

Другой под сводом кирпичей,

Иным дерновою землею

Простой воздвигнут холмами,

Крестов отбрасывая тень,

Луна, роскошными лучами,

Распростирает полу день.

«Благословенное селенье!

Так рассуждает Леонид:

«У всех бесспорное именье, —

Усадьбы сажень, где лежит;

Все размежеваны судьбою,

Довольство, мир приобрели

И более, между собою