Леонид Фризман - Остроумный Основьяненко

У Квитки с этим журналом были свои счеты: он видел в нем нападки на свои произведения его редактора Н. И. Греча, и он не удержался от того, чтобы напомнить, что в 1812 году репутация «Сына отечества» была совсем не такой, какой стала в начале 1840-х: «В нынешнее время, при нынешнем достоинстве „Сына отечества“ это покажется странным и подаст невыгодное мнение о вкусе и толке тогдашних читателей его; но этот журнал в свое время был истинно хорош и удовлетворителен». «Все тогдашние журналы, много доставлявшие сведений о важной эпохе отечества, читались с неохлаждаемым любопытством и жадностью, – продолжает он свои воспоминания. – Теперь только достигшая сюда пьеса „Певец во стане русских“ принята была с невыразимым восторгом. Утвердительно можно сказать, что ее знали наизусть, не читав, а только слыша повторяемую везде и всеми».

«Конец увенчал дело, – пишет Квитка в завершение своего очерка. – Получено известие о переправе чрез Березину, переправе гибельной, ужасной, неизъяснимой в описании. Получены и подробности, не описанные в официальном объявлении…» События 1812 года особенно дороги Квитке и тем, что перед лицом национальной трагедии русское общество пережило пору необыкновенного сплочения, когда на время исчезли или, по меньшей мере, отошли на второй план внутренние конфликты, отличия в жизни и образе мыслей разных сословий. Не без намерения привить это современникам, он так настойчиво фиксирует внимание на фактах прошлого.

«– Всему конец, всему конец! – раздавалось в гостиных».

«– Всему конец, всему конец! – раздавалось на площадях, среди ликующего народа. – На-тка прочти…» Это «на-тка», которое, конечно, нельзя было услышать в гостиных, и весь последующий пространный диалог насыщен простонародной лексикой, подчеркивающей, что он «подслушан» среди простого народа: «Чай, Бонапарт…», «Знать, солоно покушали…», «Степаныч», «Тихоныч», «молебствие», «Чермное море», «наместо израильтян», «не бойсь» и т. п.

Как уже говорилось, в очерке практически отсутствует авторское «я» повествователя. Затерянный на протяжении более чем сотни страниц эпизод о том, как «сочинил я, сходно с моими чувствами чувствительную песню», можно рассматривать как исключение. Но это отсутствие кажущееся. В действительности Квитка, присущий ему эмоциональный мир, свойственная ему манера живо и даже страстно выражать свое отношение ко всему, что он изображает, пронизывают произведение с первых до последних строк. Он с родителями, провожающими сына в ополчение, он с невестой, потерявшей возлюбленного, он неотделим от волнений, горестей, тревог, надежд, упоений, он пережил все вместе со всеми. Именно эта тенденция, последовательно выраженная и мастерски воплощенная, определяет особое место этого произведения в бескрайнем море мемуарной литературы об Отечественной войне 1812 года.

В последние годы жизни Квитка создает ряд очерков, в которых выявили себя такие его таланты и пристрастия, которые на протяжении предшествующих десятилетий в нем трудно было даже предполагать. Он проявляет себя как историк, причем по преимуществу историк-краевед, как демограф и статистик, притом везде, где это оказывалось возможным, в этих произведениях дает себя знать и мемуарный элемент. Все они ощутимо подпитываются патриотическими чувствами, но это не громкий государственный патриотизм, а патриотизм, так сказать, домашний, наиболее значимой составной частью которого выступает любовь к родным местам и обитателям этих мест. Эти произведения принадлежат к числу наименее известных читателям, и нельзя не отдать должное Л. И. Мачулину, который в 2005 г. переиздал их в своем издательстве отдельным сборником с собственной вступительной статьей, притом немалым по нашим временам тиражом – 1000 экземпляров [210].

Наиболее значимое из этих произведений – «Основание Харькова», имеющее подзаголовок «Старинное предание». Появившись в первой части сборника «Молодик на 1843 год», оно сразу привлекло к себе заинтересованное внимание современников. Белинский писал: «Г-н Основьяненко, как известно, владеет необыкновенным талантом рассказывать разные старинные предания языком легким и понятным даже простолюдину. Выписываем начало его „старинного предания“», цитирует без каких-либо купюр три первые страницы и добавляет: «Обещаем бездну удовольствия тому, кто прочтет до конца „старинное предание“ г. Основьяненки» [211].