Лариса Хорева - Испанская новелла эпохи Возрождения

Другой образец типичного «примера» – анекдота – «пример VIII» «De lo que contescio a un hombre que habian de alimpiar el figado» («О том, что случилось с человеком, которому надо было очистить печень»), который взят, видимо, из латинского сборника «Римские деяния». В этом рассказе в полной степени проявляется особенность мышления людей эпохи средневековья, склонных к индуктивному мышлению, к преувеличению фактов, которое помогало бы лучше осмыслить то или иное явление. Рассказ Патронио очень короток:

1. Un homne era muy mal doliente, assi quel dixieron los fisicos que en ninguna guisa non podia guarescer si non le feziessen una abertura por el costado, et quel sacassen el fidago por el, et quel alimpiassen de aquellas cosas porque el figado estaba maltrecho. Estando el sufriendo este dolor et teniendo el fisico el figado en la mano, otro homne que estaba y cerca del, comenco del rogarle quel diesse de aquel figado para su gato

(Некий человек был сильно болен. Врачи сказали, что есть только один способ его вылечить, а именно – сделать ему прорез в боку, вынуть печень, обмыть ее разными потребными снадобьями и таким образом очистить от всего, что было в ней причинившего болезнь. И когда он испытывал ужасные боли, а врач держал в руках эту печень, один человек, стоявший рядом, попросил у него этой печени для своего кота (пер. Д. Петрова)).

Это повествование наилучшим образом отражает жанровую природу анекдота: персонажи этой истории схематичны, лишены имен, каких-либо характеристик, индивидуальности. Об одном из трех персонажей известно только, что он врач, о двух других читатель не узнает вообще ничего. Сюжет совершенно не развернут. Страсти, чувства, переживания никак не отражены в данном тексте. Соответственно, нет изображения внутреннего мира персонажей, нет даже намека на интериоризацию конфликта, нет перспективы события. Неправдоподобность действия одного из персонажей («один человек, стоявший рядом, попросил <���…> этой печени для своего кота») заставляет вспомнить о рассмотренных выше «примерах» средневековых сборников, где алогичные поступки персонажей часто завершали повествование, сообщая нам об анекдотической природе нарратива. С другой стороны, финал такого рода может рассматриваться как аналог новеллистического пуанта, завершающего повествование на самом пике напряжения, но одного этого элемента недостаточно, чтобы повествование смогло «оторваться» от изначальной анекдотической схемы, так что мы можем идентифицировать данный нарратив как «пример» -анекдот.

Иначе обстоит дело с «примером» IV: «El genoves y su alma» («О том, что сказал своей душе один генуэзец, когда умирал» (пер. Д. Петрова). В отличие от сюжетов ряда других «примеров», этот нельзя назвать широко распространенным бродячим сюжетом, хотя исследователям известны три его версии: тексты Этьена де Бурбона, Джона Бромъярда и Жака де Витри. В целом, сюжет всех версий идентичен: некто, почувствовав приближение смерти, предлагает душе взглянуть на богатства, приобретенные им в течение всей жизни. В итоге он либо просит душу еще немного задержаться в теле (как в рассказе Жака де Витри), либо проклинает ее за то, что она не ценит земных богатств и хочет отделиться от тела (как в рассказах Этьена де Бурбон, Бромъярда и Хуана Мануэля).

Хуан Мануэль значительно дополняет схему сюжета, предложенную его предшественниками. Его герой получает дополнительную характеристику. Он уже не просто абстрактный скупой, а богатый и удачливый генуэзец. Его разговор с душой также мотивирован (если персонажи предшествующих рассказов просто чувствуют приближение смерти, то генуэзец неожиданно серьезно заболевает). Слово «неожиданно» синономичное «вдруг», «внезапно», становится тем индикатором, которое сразу переводит текст в разряд нарративов, построенных по коммуникативной стратегии анекдота, где неожиданное происшествие становится событием и ломает привычные ожидания читаталей.

Хуан Мануэль в отличие от своих предшественников значительно детализирует действие: генуэзец сначала приглашает своих родственников и друзей, затем просит перенести себя во дворец, с террасы которого открывается прекрасный вид на море и на землю. Слуги по его приказу ставят перед ним все его драгоценности. Все эти действия генуэзца создают некую мизансцену, которая наглядно демонстрирует, чего лишается генуэзец в случае своей смерти, придает его речи большую убедительность, поскольку он апеллирует не к абстрактным сокровищам, а к вполне реальным, тем, что в этот момент находятся рядом с ним. Таким образом, по сравнению со своими предшественниками, Хуан Мануэль разрабатывает сюжет в очевидном психологическом ключе и тем самым придает ему большую достоверность и напряженность, приводящую к углублению конфликта. Ведь даже разговор со своей душой он начинает «en manera de trebejo» («как бы в шутку»). Его речь, обращенная к душе, построена по законам риторики: он перечисляет все то, что любит его душа (жена и дети, родственники и друзья, сокровища), затем говорит ей, что все это остается на земле, потому душе незачем расставаться с телом. Но, прибавляет он в конце, если душа не боится гнева божьего, она может идти куда захочет, никто не посочувствует ей, если она не найдет того, что хочет.