Мария Данилевская - Осколки голограммы

Как известно, зиму 1869/70 г. поэт провел с П. Н. Мейшен. Принято считать лето 1869 г. временем окончательного разрыва отношений между Некрасовым и Лефрен, хотя он указал ее в своем завещании и напоминал о ней сестре Анне. Это упоминание наводит на мысль, что, возможно, в форме писем отношения продолжали существовать. Некрасов пишет 21 сентября 1876 г.:

«Пошли же Селине деньги. Прилагаю адрес, да успокой ее, а то, верно, уж узнала, что мне плохо, и боится за свой капитал» (XV-2: 144). Адрес: «М. Lefresne, par Paris ⁄ Maison Lafitte / Seine-et-Oise (?)» – записан на полях рукописи главы «Пир на весь мир» («Кому на Руси жить хорошо»; V: 668; XIII-2: 339). Фраза Некрасова звучит как повторное напоминание сестре. Обращает на себя внимание и предположение, что Селина «уж узнала» о его тяжелом состоянии. Узнать, будучи в Париже, Селина могла, если она поддерживала связь с Некрасовым, хотя бы письменную, и/или с их общими знакомыми. Впоследствии Селина получила наследство [41]. Некрасов знал, что ее адрес не менялся (этот адрес указан в ее первом письме). Судя по тому, что адрес Некрасов дал сестре, связь между сестрой и Селиной к тому времени прервалась. Примечательно, что в наследство Селина получила векселя [42], а Некрасов просит сестру послать ей деньги. Можно предполагать, что Некрасов продолжал оказывать материальную поддержку этой женщине.

Приведенные цитаты и соображения делают спорным закрепившееся в некрасововедении суждение: хотя окончательный разрыв с Лефрен в 1869 г. был для Некрасова тяжел, сами отношения были легкими и комфортными и не слишком много для него значили, судя по тому что не нашли отражения в его творчестве.

В 1864 г., по возвращении из заграничного путешествия вместе с сестрой Анной и Селиной Лефрен, между 21 и 24 августа Некрасов посылает В. А. Панаеву через С. В. Звонарева стихотворение «Возвращение» («И здесь душа унынием объята…» – II: 167) с припиской: «Здоров ли ты? Тебе стихи, из них увидишь, что я не очень весел. Н. Некрасов» (XV-1: 18,211). Стихотворение опубликовано в № 9 «Современника» за 1865 г. с датой «1864». В комментарии ПСС говорится, что «Возвращение» «навеяно впечатлениями от приезда в Карабиху осенью» «после пребывания» за границей. «Современники воспринимали заключительное двустишие как выражение тоски по революционному подвигу» (II: 398). Несмотря на ее поверхностность, эта интерпретация в общем понятна. «Лобовое» прочтение послужило поводом отнести произведение к «гражданской поэзии». Однако «Возвращение» – образец медитативной лирики. Оно содержит и описание восприятия действительности, и динамику душевного состояния, и размышление.

Начало стихотворения – «И здесь душа унынием объята» (курсив мой. – М.Д.) – сразу заявляет о некоем «там», где, как и «здесь», поэт пребывал во власти уныния. Переживание уныния развертывается в картину субъектно-объектных отношений: окружающий мир «не ласков» с поэтом; смотрит на него, как разлюбивший и разуверившийся друг; оплакивает и «как будто бы» принимает его за мертвеца; «бросает» в него «холодные листы» (жест одновременно уничижения и погребения); отчуждает и гонит «мимо! мимо!»

Вместе с тем поэт и окружающий мир пребывают в отношениях семантического параллелизма: чувства поэта – «уныние», «тоска», «боязнь», утрата мечтаний – находят отражение в жестах внешнего мира: «рыдании» («…Земля моя родная ⁄ Вся под дождем рыдала без конца» – картина изобильных, неутешных слез), разуверившемся взгляде, пожелании «мимо! мимо!», «горькой» песне. Поэт и мир отражаются друг в друге, как в зеркале, причем «зеркало» усугубляет жест противоположной стороны: уныние – взгляд без веры и любви, уныние – рыдание (оплакивание «мертвеца»), уныние – отчуждающие жесты и слова – душевное движение («С той песней вновь в душе зашевелилось, ⁄ О чем давно я позабыл мечтать») – проклятие («И проклял я то сердце, что смутилось ⁄ Перед борьбой – и отступило вспять!»). В последнем катрене жест поэта – двойной: он ощущает душевное движение, и он же проклинает собственное сердце по сути за «уныние» (смущение перед борьбой). Семантически стихотворение замыкает кольцо, уныние выступает и как причина, и как следствие, оно и начало, и конец.

Синонимичные мотивы, сведенные в один ряд, отражают восприятие поэтом мира: уныние; отсутствие ласки; утрата любви и веры; смерть при жизни («живой мертвец»); переживание отверженности и отчуждения. «Песня», которую поэт слышит «в отдаленье», соотносится с его стихотворным творчеством (для Некрасова характерно называть свои стихи «песнями»); проклятие собственного сердца – это проклятие поэтом себя-человека. «Унылый» поэт отвергает себя сам так же, как – согласно его восприятию – отвергает «изнеженного поэта» окружающий «унылый» мир.