Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста [litres]

Итак, Флеминг сочиняет – в стиле «массового» романа – простые и полные насилия сюжеты, основанные на оппозициях волшебной сказки. Он описывает женщин и закаты, морские глубины и автомобили с помощью литературной «техники», зачастую близкой к «китчу», а иногда и вполне «китчевой». В своих повествованиях Флеминг монтирует различные стили и приемы – от Grand Guignol до nouveau roman – с таким умением, что его следует причислить (хорошо это или плохо) если и не к изобретателям, то, по крайней мере, к самым умелым пользователям экспериментального арсенала литературы.

После того как проходит эффект первого чтения и первоначального увлечения, трудно понять, в какой мере Флеминг создает подобие литературы, симулируя литературное творчество, а в какой мере всего лишь цинично и издевательски играет в литературные фейерверки с помощью монтажа.

Флеминг более образован, чем может и хочет казаться. Главу 19‑ю романа «Casino Royale» он начинает так: «You are about to awake when you dream that you are dreaming» [314]. Мысль простая, но в то же время это – фраза Новалиса [315]. Долгое совещание дьявольски зловещих советских начальников, замышляющих погубить Бонда, в первых главах романа «Из России с любовью» (сам Бонд, ничего не подозревающий, появляется лишь во второй части) – это своего рода «Пролог в аду» в духе «Фауста» Гёте.

Можно, впрочем, полагать, что подобные отголоски – всего лишь следствие начитанности образованного джентльмена и они возникают у него неосознанно. По-видимому, Флеминг был еще во многом связан с миром XIX века, от которого он явно унаследовал и свой милитаризм вкупе с национализмом, и свою идеологию расистского колониализма, и свой викторианский изоляционизм. Его любовь к путешествиям, к роскошным отелям и поездам люкс – приметы belle époque [316]. Архетип поезда и путешествия на Восточном экспрессе (где героев поджидают любовь и смерть) заимствован из великой и невеликой литературы романтизма и постромантизма (от Л. Н. Толстого до М. Декобра [317]и Б. Сандрара [318]). Женщины у Флеминга, как уже отмечалось, – это Ричардсоновы Клариссы; данный архетип хорошо исследован Л. А. Фидлером (L. A. Fiedler [319]).

Более того, любовь к экзотике у Флеминга – несовременна, даже если на острова мечты летают реактивные самолеты. В романе «Живешь лишь дважды» мы встречаемся с садом пыток, который очень похож на тот, что изображен у О. Мирбо [320]. Подробное описание ядовитых растений в этом саду несколько напоминает «Traité des poisons» M. Ж. Б. Орфилы [321]; посредником для знакомства здесь мог послужить роман Ж. Гюисманса «Là-bas» («Там, внизу»). Роман «Живешь лишь дважды» своим упоением экзотикой (три четверти книги посвящены почти мистическому приобщению к Востоку) и своими цитатами из старинных поэтов напоминает то болезненное любопытство, с каким Жюдит Готье [322]в 1869 г. приоткрывала читателям Китай в своей книге «Le dragon impérial». Если это сравнение кажется натянутым, то вспомним, что у Ж. Готье поэт-революционер по имени Го Ли-цын (Ko-Li-Tsin) совершает побег из пекинской тюрьмы с помощью воздушного змея, а у Флеминга Бонд улетает из жуткого замка Блофелда на воздушном шаре (который вскоре падает в море; Бонда, почти потерявшего сознание, подбирают нежные руки Кисси Судзуки). Правда, сам Бонд хватается за воздушный шар, вспомнив, как в одном фильме Дуглас Фербенкс сделал нечто подобное. Но Флеминг, несомненно, более образован, чем его герой.

Можно было бы усмотреть в двусмысленной и зловещей атмосфере высокогорного санатория «Пиц Глория» («На секретной службе Ее Величества») некоторую аналогию с «Волшебной горой» Томаса Манна. Впрочем, многие санатории расположены в горах. Можно было бы также сравнить Ханичайл, возникающую перед Бондом из пены морской [323], с Анадиоменой [324], «девой-птицей» [325]Джойса. Впрочем, две голые ноги, омываемые морскими волнами, везде выглядят одинаково.

Однако иногда мы вправе говорить не просто об аналогиях психологической атмосферы, но об аналогиях структурных. Так, например, в рассказе «Немного утешения» («Quantum of Solace» из книги «Только для Ваших глаз») Бонд сидит на обитом диване у губернатора Багамских островов и слушает его рассказ. После длинных и путаных околичностей, в атмосфере почти физически ощутимого напряжения, губернатор начинает рассказывать длинную и как будто бессвязную историю о неверной жене и мстительном муже, историю, в которой нет ни крови, ни драматических эффектов, историю из частной жизни. Но, выслушав все это, Бонд ощущает странное смятение: его собственная деятельность, полная опасностей, вдруг кажется ему бесконечно менее романтической и напряженной, чем события этой банальной частной жизни. Так вот, структура этой новеллы, приемы описания персонажей, диспропорция между преамбулой и бессвязным основным повествованием, с одной стороны, а также между этой бессвязностью и производимым ею эффектом, с другой – все это странным образом напоминает обычное строение рассказов у Барбе д’Орвильи [326].