Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Ну а так, почти похоже на среднестатистический американский роман, бестселлер «Нью-Йорк Таймс». Лубочная российская современность, американские 90-е и условно-советский 1986-й год, из которого тропки ведут в 1962-ой, когда советские рабочие боролись с антинародным режимом, повысившим цены на продукты на несколько десятков копеек. Люди хотели дешевого мяса, хлеба и масла, а получили свинец.

Обыгрывая события в Новочеркасске, Поляринов совершенно безразличен к их подоплеке. Тонкости не имеют значения. Важен факт демонстрации человеческой солидарности, а с кем и с чем не имеет значения. Гуманистические акценты расставлены заранее – тут люди, там «кровавый режим». Арифметика душ, конечно, неуместна, но раз речь зашла о памяти, отчего бы не вспомнить для сравнения Ленский расстрел 1912-го года? Там была такая же мотивация (поднимите зарплату, улучшите питание), а количество убитых перевалило за 150 человек (и мы не знаем какова все-таки точная цифра). Как здесь с сопротивлением в процессе работы над прошлым?

Вообще странно, что роман, посвященный памяти, настаивающий на том, что с вопросами памяти в СССР всегда начинались проблемы (а в каком обществе нет?), грешит пренебрежительным отношением к исторической достоверности.

В поляриновский советский 1986-й год верится с большим трудом.

Роман, бравирующий антропологической закваской, демонстрирует поразительную слепоту в вопросах советских социокультурных реалий.

Поляринову невдомек, что советский человек 1986-го года имел совершенно иную психологию, другую мотивацию.

Исследователь Титова, взявшийся за книгу о расстреле рабочих в Сулиме в 1962-м году (да кто ж такое издаст в тоталитарном совке?) выглядит посланцем из будущего, сравнимым с Алисой Селезневой из «Сто лет тому вперед».

Что за фантазии? Как Титов мог назваться антропологом?

В то время в СССР не могло быть никакой антропологии (это буржуазная, расистская наука), а только этнография и, с оговорками, социология. Изучение татуировок, и, стало быть, субкультуры заключенных в те годы выглядит крайне сомнительно.

Очаровательным анахронизмом выглядит утверждение о том, что в 1982-м году Титов получил грант (!) на свои исследования. Товарищ Поляринов! Идея грантования была глубоко чужда советской науке.

Столь же дикой и неуместной для советской реальности выглядит упомянутая массовая многолетняя контрабанда пантов за границу! Это ж не Техас и не Аризона.

Во-первых, кто бы такое позволил? И не надо баек про коррумпированную милицию. Даже если бы она была и куплена, слух об оленьем Клондайке прошел бы по всей Руси великой и докатился бы до более компетентных внутренних органов.

Кстати, еще одно чудо. Олени есть, а коренные народы отсутствуют. Очередной причудливый поворот «антропологического» романа.

Сюжет «одинокая женщина против целого города контрабандистов и браконьеров» слишком отдает Голливудом. Не надо смотреть столько боевиков на ночь.

Во-вторых: зачем советскому человеку большие деньги? Ведь еще со времен Остапа Бендера известно, что желание заиметь миллион в советском обществе лишено всякого смысла. Его не на что потратить. Виллы не построишь, «Порше» не купишь, в Рио-де-Жанейро не улетишь. Вложить тоже некуда: все вокруг народное, государственное. Начнешь шиковать – возникнет естественная тема нетрудовых доходов.

Хотя какой «Порше»! Цитата из романа: «На государственную зарплату выжить было нельзя». Резали оленям рога, чтоб купить учебники. Вот оно как, советское государство морило народ. Потому и бунт в 1962-м.

Представление Поляринова о советском обществе не просто туманно, от него веет дремучим невежеством. Но ведь и в отношении современности его взгляд не назовешь реалистичным. Регулярные перелеты с одного края страны на другой? Да кто ж столько получает? Ученые, наблюдающие за китами? Да кому они нужны? Это он в американском романе прочитал. «Сотни часов на психиатра»? Наши люди так не поступают. «Возьмите отпуск на год?». У нас так не делают – выкидывают на улицу «по собственному желанию».

То есть вся российская часть книги – сплошная проекция американской действительности на наши реалии. В этом плане разницы между «Рифом» Поляринова и романом американки Джулии Филлипс «Исчезающая земля» о Камчатке практически никакой. Уровень представлений о России у американской журналистки, откатавшей по стране пару лет и природного «русака» Алексея Поляринова примерно одинаков. Оба глядят на нее из любимого американского далека. Если Америка выписана у Поляринова с любовью, и, судя по всему, со знанием дела, то стоит ему перейти к российской части, как повествование становится неестественным и деревянным.