Александр Снегирев описывает бурлеск-гротеск о второй мировой «Сияние «Жеможаха» С. Синицкой: «По ходу чтения происходит интересное превращение читателя. Фыркающий с непривычки читатель, потихоньку начинает понимать, что пускай перед ним не очередное программное сочинение на тему мрачных времен, но нечто имеющее право на существование».
Действительно, бурлескные фантазии о миллионах смертей – это что-то новенькое, интересненькое. И нечего фыркать! Надо просто вчитаться. Как Снегирев. А если ты начинающий писатель, то заодно и получить положительное подкрепление идеи, что писать о настоящей истории своей страны старомодно, скучно и «программно». А заполошно врать, то бишь «искрометно фантазировать» значит вызвать интерес товарищей, «сидящих на толстых жураналах». Очень полезных товарищей. Современный писатель не дурак, он вполне поддается дрессировке!
Но вернемся к блокадным удавам С. Синицкой в трактовке А. Снегирева: «Затем читатель начинает ощущать, что это нечто не просто имеет право на существование, но и обладает весьма душераздирающими чертами, под конец читатель перестает быть прежним, озирается и понимает, что перед ним не просто книжка, а текст обладающий эффектом своеобразной призмы, сквозь которую исторические факты, точка зрения рассказчика, правда и вымысел, преломляются и соединятся в единый луч мифа».
Критик Снегирев, замечу еще раз, грамоте совсем не обучен – зато советы, во что читателю превращаться и как побыстрее забыть родную историю, давать горазд. Душераздирающие черты в едином луче мифа перепахали литератора Снегирева, поэтому он никогда не будет прежним. Хотелось бы верить, что данный товарищ изменится, может, даже и к лучшему, но… Старую собаку не выучишь новым фокусам, хоть как подкрепляй.
Точно такие же (только попроще, без диковатых метафор) обещания читателю дают и низкопробные масслит-отзывики. Не знаю, кто у кого перенимает, боллитра у масслита или наоборот, однако все эти «такой книги еще не было» и «эта книга взорвет вам мозг» давным-давно не относятся ни к откликам, ни к рецензиям. Разве что к рекламным фразам, не значащим ровным счетом ничего.
Бывает в паралитературном процессе и чрезмерное подкрепление, когда автора закармливают и захваливают. Вероятнее всего, от желания получить в свое время такой же неумеренный стимул – или попросту от неопытности. Опытный дрессировщик знает: натрескавшись, ленивая скотина вообще никаких команд выполнять не будет. Ляжет в угол и уснет счастливая.
Анна Жучкова, рецензируя произведение Е. Некрасовой «Сестромам» практически сразу переходит к пряникам. И каким медовым! «В этих эскизах, до рассказа «Сестромам», особого смысла нет. Они кажутся бормотанием, нагромождением, повторением – ходил-бродил, жгло-пожевывало. Ну а как, с языком не сроднившись, не соединившись, говорить-вещать? Никак. Зато после «Сестромама» книга не отпустит. С каждым следующим рассказом все свободнее дыхание, глубже проблематика, шире охват».
Но даже из этой медоточивости можно извлечь некоторую информацию. И она неутешительна: часть книги занимает не то дислексия, не то глоссолалия. Особенно если учитывать интеллектуальный уровень критиков, не владеющих не то что поэтикой, метафоризмом и проч., но и грамотой как таковой. Со вкусом, логикой и образованием у критиков плохо, поэтому потенциальному читателю следует внимательней вникать в цитаты, приводимые в качестве авторских находок, прорывов и инсайтов.
«Некрасова с короткими фразами. Парцелляциями. «Дедушка иногда приходил в машину просто посидеть и послушать радио, попредставлять, как он водит. Магнитолу он обычно вытаскивал и уносил, но вчера забыл. Белую кожу с маковыми родинками на потолке тоже поцарапали и полусодрали. От «копейки» несло – в салон не раз помочились».
Простите, а где тут парцелляции-то? – интересуется читатель, человек малограмотный, как полагает (надеется?) современный критик. Данная фигура речи состоит в том, что предложение интонационно делится на отрезки, графически выделенные как самостоятельные предложения. Вы видите здесь нечто подобное? Или все, что не достигает длины в пять строчек, является примером парцелляции?
Чтобы уговорить нас, что именно этот прием применяет автор, критик сам начинает его применять: «Вот Некрасова и колдует. Заговаривает. Ищет нужные слова. Ее язык – язык быличек и заговоров: постоянные эпитеты, как в фольклоре, анималистические сравнения, олицетворение, смещенные акценты, парцелляция. В ее поэтическом мире все дышит, все живет, все со всем связано».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу