Array Антология - Гендер и язык

Непреднамеренные прерывания – и впечатление доминирования – возникали потому, что у друзей были разные стили общения. Я называю эти стили «высокая тактичность» («high considerateness») и «высокая вовлеченность» («high involvement»), так как первый стиль придает первостепенное значение проявлению тактичности и ненавязчивости по отношению к другим, а второй – проявлению вовлеченности. Некоторые явные прерывания происходили потому, что сторонники стиля «высокая тактичность» ожидали более длительных пауз между репликами говорящих. Пока они выдерживали надлежащую паузу, у говорящих в стиле «высокая вовлеченность» складывалось впечатление, что собеседникам нечего сказать, и, чтобы избежать неловкого молчания, они вновь вступали в разговор.

Другие ненамеренные прерывания происходили, когда говорящие в стиле «высокая вовлеченность» вмешивались в разговор, чтобы продемонстрировать поддержку и участие: говорящие в стиле «высокая тактичность» неверно понимали хоровую поддержку, расценивая ее как попытку отобрать у них слово, и останавливались, чтобы избежать неприемлемой для них какофонии двух одновременно звучащих голосов. Недоразумения возникают не только вследствие неверной интерпретации. «Жертвы» перебиваний сами их провоцируют. В этом и состоит ирония ситуации. Когда говорящие в стиле «высокая вовлеченность» использовали точно такие же приемы в общении друг с другом, результат был скорее положительным, чем отрицательным: вмешательство в разговор никому не мешало. Оно служило своего рода «колесной смазкой» и поднимало настроение.

Вот два примера из моего исследования, которые иллюстрируют эти две противоположные ситуации и различные последствия наложения речевых отрезков в общении. Первый пример – фрагмент беседы трех собеседников, говорящих в стиле «высокая вовлеченность», – показывает положительный эффект наложения. Второй демонстрирует наложение речевых отрезков говорящих двух стилей – «высокая вовлеченность» и «высокая тактичность», – которое разрушило беседу. Хотя в данном случае в схемах наложения гендерный фактор не играет никакой роли, осознание того, как может действовать – или не действовать – наложение, чрезвычайно значимо для понимания соотношения гендера и перебивания.

Первый пример взят из дискуссии о влиянии телевидения на детей. Говорили лишь трое из шести друзей, и у всех троих стилем общения была «высокая вовлеченность»: Стив (хозяин), Питер (брат Стива, гость) и я (в диалоге Дебора). В ответ на заявление Стива, что телевидение плохо влияет на детей, я спросила, смотрели ли они с братом телевизор в детстве. Возможно, то, что я, женщина, переместила фокус с абстрактного, безличного высказывания наличное, не было случайностью.

Стив: По-моему, оно в основном вредит детям. То хорошее, что от него исходит, не перевешивает вреда. |

→ Дебора: I А вы оба смотрели телевизор в детстве?

Питер: Очень мало. У нас был телевизор в куонсетском [48]… |

→ Дебора: I А сколько вам было лет, когда родители купили его? I

→ Стив: I У нас был телевизор, но мы не смотрели его постоянно. Мы были очень маленькими. Мне было четыре года, когда родители купили телевизор. I

→ Дебора: I Тебе было четыре?

Питер: Я даже помню это. I Я не помню (??)

→ Стив: I Я помню, что они купили телевизор перед тем, как мы переехали из куонсетских модулей 1954 году. I

→ Питер: I Я помню, что он у нас уже был, когда мы жили в модулях.

Дебора ( посмеиваясь ): Вы жили в куонсетских модулях? Сколько вам тогда было лет?

Стив: Знаешь, стоматолог отца спросил у него: «Что такое куонсетский модуль?» А он ответил: «Господи, вы, должно быть, моложе моих детей». Так и было, он был моложе нас двоих.

Как показано вертикальными линиями и стрелками, в этой беседе много наложений и «примыканий» (latching) – случаев, когда второй собеседник начинает говорить, не оставляя различимой паузы. Но все же говорящие не демонстрируют признаков дискомфорта или раздражения. Все трое по очереди «примыкают» свои реплики к высказываниям друг друга или вмешиваются в них. В этом разговоре братья Питер и Стив выступают дуэтом, подобно Денизе и Стейси в приведенном выше примере.

Этот пример объясняет, почему говорящие в стиле «высокая вовлеченность» не возражают против наложения. Они уступают вмешательству, если им хочется, но если им это не нравится, они отказываются отвечать или полностью игнорируют вмешательство. Например, когда Питер говорит: «У нас был телевизор в куон-сетском (модуле), я перебиваю его вопросом: «А сколько вам было лет, когда родители купили его?». Стив отвечает не сразу. Сначала он завершает высказывание Питера: «У нас был телевизор, но мы не смотрели его постоянно», – и только потом переходит к ответу на мой вопрос: «Мы были очень маленькими. Мне было четыре года, когда родители купили телевизор». В другой раз Стив игнорирует мой вопрос. Я спрашиваю: «Вы жили в куонсетских модулях? Сколько вам тогда было лет?». Не отреагировав на мой вопрос, Стив просто выдает краткий эпизод о своем отце, о котором ему напомнила тема модулей. Стив не считает мои вопросы назойливыми, отчасти потому что он не чувствует себя вынужденным отвечать на них. Именно эта же установка позволяет мне задавать бесчисленное количество вопросов. Другая причина того, что наложения выступают как фактор сотрудничества, заключается в том, что они не меняют, а развивают тему.