И. Т. : Не помню, в чьих дневниках (чуть ли не у Нагибина) сказано, что на похоронах Платонова присутствовал Шкловский. И плакал.
Б. П. : Можно сказать, да я, кажется, где-то и говорил, что Платонов – писатель советский в смысле Абрама Терца – Андрея Синявского: он писатель подлинного социалистического реализма. Социалистический реализм возможен не в качестве психологической достоверности картин строения каналов и электростанций, а как монументальный плакат со всеми его гиперболами. И не только плакат, его можно свести к сказке, к волшебной сказке, в пределе – к мифу. Это уже американская исследовательница Кэтрин Кларк выяснила. Возьмите, например, «Русский лес» Леонида Леонова: поняв, что это сказка, вы увидите достоинства этой вещи.
И. Т. : Но тогда Платонов писал страшные сказки, то есть опять же в очернители попадал.
Б. П. : Ну конечно, потому «Чевенгур» и «Котлован» и не печатались. Да и «Ювенильное море» – вещь, между прочим, отмеченная несравненным комизмом. Одна старуха Федератовна чего стоит. Впрочем, она в то же время и ведьма из «Вия» – и выходит замуж за Умрищева: все тот же платоновский макабр. Но там действительно много смешного. Например, в мясосовхозе Родительские Дворики делают деревянный блюминг для брикетирования желудочных отходов крупного рогатого скота.
И. Т. : Но это же издевка, сатира, какой же тут соцреализм со сказками.
Б. П. : Нет и нет! Настаиваю: подобные эскапады Платонова – это именно юродство или даже мелкая чертовщина: сделать подножку или рога за спиной показать. Он как бы мелкий бес при Сатане, иногда. А иногда и сам Сатана. Вернее – Сатана в его эстетической ипостаси. Я же и говорю: Платонов это Сталин сегодня. Лучший способ понять или даже реабилитировать Сталина – это понять, насаждать и канонизировать Платонова. Вот лицо эпохи. А не какой-то там эффективный менеджмент.
И все же в этом, так сказать, соцреалистическом изводе Платонова есть еще один элемент, необходимый для понимания. Вот мы говорим – страшные сказки. А ведь у Платонова не только это – есть у него самая настоящая буколика. Таков, например, рассказ «Фро». Вот этот буколический элемент соцреализма знал подлинный расцвет в советской детской литературе. Аркадий Гайдар тут главный автор, поселивший Красную армию на летних квартирах, на подмосковной даче. «Тимур и его команда» – замечательное произведение.
Конечно, у Платонова нигде не обходится без сатировой ухмылки (вот слово: он не сатирик, а сатир). В той же «Фро»: она работает письмоносицей, а один подписчик, получающий журнал «Красная новь» (это тот, где повесть «Впрок» была напечатана) спрашивает ее: а во время месячных очищений вы тоже ходите или отгул дают? А Фро отвечает: не отгул, а гигиенические пояса. Кстати, во многих переизданиях «Фро» это место выброшено.
И. Т. : Борис Михайлович, а кого, по-вашему, можно в советской (именно советской, а не антисоветской) литературе, – кого можно Платонову уподобить? Какие еще вы можете привести примеры сходного творчества?
Б. П. : Заболоцкий, конечно. Причем не Заболоцкий «Столбцов», а среднего периода, когда он писал свои звериные и растительные поэмы: «Безумный волк», «Деревья» и главное тогдашнее сочинение – «Торжество земледелия». Иногда это текстуально совпадает с Платоновым. Вот «Безумный волк»:
Горит, как смерч, высокая наука,
Волк ест пирог и пишет интеграл,
Волк гвозди бьет, и мир дрожит от стука,
И уж окончен техники квартал.
А вот какие стихи сочиняет сельский делопроизводитель в рассказе Платонова «Родина электричества»:
Не мы создали Божий мир несчастный,
но мы его устроим до конца.
И будет жизнь могучей и прекрасной
и хватит всем куриного яйца! <���…>
Громадно наше сердце боевое,
не плачьте вы, в желудках бедняки,
минует это нечто гробовое,
мы будем есть пирожного куски.
Возникает впечатление, что Платонов, только захоти, мог бы написать все стихи обэриутов вместе взятых, не только Заболоцкого, но и Хармса с Олейниковым, и Введенского. Например: «Ни в женском теле непристойном / Отрады не нашли мы». Чем не Платонов? Но это Введенский, его знаменитая «Элегия». Их роднит на глубине дух утопии. И есть общий мотив вторжения человека и машины в косный мир природы. У Олейникова знаменитое стихотворение о таракане – чистый уже Платонов. Антисоветчики любят его понимать как описание зверских пыток в НКВД. Но это пытки именно естествоиспытателя – естества пытателя. А у Заболоцкого особенно явственно выступает эта связь утопии с чем-то из семнадцатого века, с Линнеем и Левенгуком. Или еще платоновский персонаж у Заболоцкого – корова на пути к сознанию.
Читать дальше