Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Что-то мы всё отвлекаемся от Паустовского. Больше так не будем. Осенью 1958-го года в Тарусе на Оке Константин Георгиевич закончил книгу «Время больших ожиданий». Это была четвёртая из шести книг, составивших «Повесть о жизни». Она не успела войти в светло-коричневый шеститомник, выпущенный «Худлитом» в том же 1958-м нормальным для живого советского классика тиражом 300 000 экземпляров. Поэтому, когда в 1963-м году Паустовский заканчивает последнюю книгу – «Книга скитаний», все шесть повестей издают отдельным двухтомником.

Про Паустовского можно сказать много хорошего. Окуджава, конечно, льстил мастерам пера, когда писал (и пел):

но к Паустовскому это относится в полной мере. Такую честность в работе он привил и своим ученикам семинара прозы Литературного института имени Горького: Борису Исааковичу Балтеру, Юрию Васильевичу Бондареву, Инне Анатольевне Гофф, Юрию Валентиновичу Трифонову, Григорию Яковлевичу Фридману (Бакланову), Владимиру Фёдоровичу Тендрякову (кто, как мы, читал всех этих авторов, согласится с нашей оценкой). А ещё Паустовский – невероятное явление для «генерала идеологического фронта» (он заведовал кафедрой литературного мастерства Литературного института; извините за тавтологию – это не мы придумали) – не был членом КПСС, не написал ни строчки о Сталине, не подписал ни одного письма с осуждением «врагов народа».

Паустовский был составителем важнейших литературных сборников «оттепели»: «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». Последний сборник вышел в Калужском книжном издательстве в 1961-м году тиражом «всего» в 75 тысяч экземпляров. Этот сборник – одна из жемчужин книжной коллекции семьи Владимира. Не будем перечислять авторов сборника, просто разместим содержание среди иллюстративного материала книги – сами оценИте!

А ещё, как сейчас принято говорить, «вишенка на торте». В своей книге «Воспоминания» Марлен Дитрих рассказала, что прочитав рассказ «Телеграмма», уже не могла забыть неизвестного ей ранее русского писателя. Потом она была «опьянена его прозой» [308]после прочтения двухтомной «Повести о жизни» и сожалела, что единственная встреча произошла на её концерте в Москве незадолго до смерти Паустовского.

Одесситы тоже «опьянены его прозой», когда читают «Время больших ожиданий». Вслед за Лениным, сказавшим (если верить очерку о нём Горького [309]) о Троцком « С нами, а – не наш », мы можем то же сказать о Паустовском, но нажимая на первую часть: «хоть не наш по биографии, без капли гедонизма, без южного темперамента, сочности и цветистости (и прозы и жизни), а с нами». Именно это так радует одесситов при чтении этой книги.

« Дни наши сочтены не нами », – мудро поучал Альбера « проклятый жид », он же « почтенный Соломон » в «Скупом рыцаре» Пушкина [310]. Паустовский, родившийся в 1892-м, был старше всех писателей «одесской школы». Даже раньше сформировавшийся как писатель Бабель был моложе его на два года, Багрицкий – на три, Катаев и Ильф – на пять, Олеша – на семь, Евгений Петров – на 10. Но только Валентин Петрович Катаев пережил Паустовского, прожив солидные 89 лет.

К моменту выхода «Времени больших ожиданий в 3–5-м номерах журнала «Октябрь» [311]за 1959-й год из всех упомянутых мастеров пера жив был только Олеша, да и то ушедший в глухое молчание, прерванное только посмертной (а смерть Олеши пришлась на следующий – 1960-й – год) публикацией «Ни дня без строчки». Перефразируя горинско-захаровского Мюнхгаузена: «Давно ли Вы продолжили публиковаться? Сразу после смерти».

Поэтому повесть, где даны такие прекрасные портреты друзей Паустовского, работавших с ним в газете «Моряк» и просто встречавшихся с ним в голодной, разорённой двумя войнами, но неунывающей и живущей большими ожиданиями Одессе, не могла не понравиться читателю – особенно одесскому. Конечно, Катаев чуть позже подарил нам большое число повестей и романов «за Одессу» своей юности. Но, во-первых, они написаны своеобразным и непростым стилем позднего Катаева, а во-вторых, опубликованы уже в 1960-е и 1970-е годы.

Паустовский первым ярко и подробно рассказал об Исааке Бабеле – буквально через пару лет после «реабилитационного» XX съезда. Такое большое внимание Бабелю в книге – исходная причина разногласий с Твардовским, хотя тот, что удивительно, всего через три года опубликовал в «Новом мире» «Один день Ивана Денисовича» Солженицына [312]. Даны портреты и других до обидного рано ушедших друзей. Но, главное, дан яркий, выпуклый и – несмотря на описываемые невероятные трудности и лишения – оптимистический портрет нашего города. И этот заражающий и заряжающий оптимизм – ещё одна причина популярности и книги, и её автора. Как шутили в эпоху Перестройки: «Пережили разруху – переживём и изобилие!». Если Одесса выжила после таких испытаний, какие описаны во «Времени больших ожиданий», она не умрёт никогда!