Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Поворот налево – мы на Черноморской улице. Перефразируя «Горе от ума», скажем: «Оползень способствовал ей много к украшенью» – после него осталась только чётная сторона, обращённая к мору. Из окон вид на море, нормальный для любого приморского города – кроме, как мы не раз говорили, Одессы до недавней застройки береговой части высотками.

Дом № 10 – административное здание Одесского центра стандартизации и метрологии. Особняк не так прост, как кажется: снаружи он выглядит двухэтажным, но реально в нём и рабочий цокольный этаж и чердак, так что фактически это четырёхэтажное здание. Практически аналог Белого дома в Вашингтоне, где, правда, кроме цокольного этажа и четвёртого, скрытого высокой балюстрадой, есть ещё два подземных этажа. К тому же в Белом доме три лифта, в маленьком здании центра метрологии – всего один.

Дом № 8 украшает мраморная доска с надписью « В этом доме в 1920–1922 годах жил русский советский писатель Константин Георгиевич Паустовский 1892–1968 » и большим мраморным даже не барельефом, а скорее портретом писателя. Рядом в пристройке расположился филиал Одесского литературного музея – дом-музей Константина Георгиевича Паустовского. Есть несколько музеев Паустовского: самый крупный, естественно, – Литературный музей-центр в Москве, издающий даже журнал «Мир Паустовского»; есть дом-музей в Тарусе, где он жил; есть в городе Старый Крым. Но наш музей реально создан общественной организацией «Товарищество Мир Паустовского», потому что в Одессе – его культ.

Началось с того, что когда улица (ей сейчас вернули историческое название Черноморская), называлась в честь Николая Артуровича Гефта [306], на цокольном этаже одного из домов метровыми буквами было написано «Улица Паустовского». И даже то, что именем Паустовского назвали улицу в спальном районе «посёлок Котовского», где в одной стандартной девятиэтажке жило больше людей с адресом «улица Паустовского», чем на всей улице Гефта, не изменило положения: именно эту улицу «в народе» продолжали называть улицей Паустовского.

Одесситы видят в Паустовском пример гипнотического действия, оказываемого нашим городом на творческих людей. Наверное, это – причина культа Паустовского в нашем городе. Музей, созданный общественностью; первый памятник писателю – в виде сфинкса в Саду скульптур Одесского литературного музея; упомянутая надпись «Улица Паустовского» – всё это как бы говорит: «Если даже этого писателя, такого далёкого по темпераменту и по литературному стилю от Одессы и её знаменитых литераторов, «пронял» наш город, то мы живём в удивительном месте».

Паустовского «проходили» в школе. Наверное, это был приговор: кто во взрослой жизни возвращается к писателю, включённому в школьную программу? Описание Мещерского края Паустовским порождало невыносимую скуку, не больше энтузиазма вызывала повесть «Кара-Бугаз» про одноимённый залив Каспийского моря, хотя именно эта повесть выдвинула Паустовского в первые ряды советских писателей в начале 1930-х годов. При этом фильм 1935-го года, снятый по ней Александром Ефимовичем Разумным (режиссёром «Лейтенанта Шмидта» – см. гл. 4), не был выпущен в прокат. Впрочем, за эту неудачу режиссёра – вопреки расхожим легендам – не репрессировали: он снял не только фильм «Тимур и его команда» (1940), заложивший (вместе с повестью Аркадия Гайдара, конечно) основы тимуровского движения, но и первый литовский художественный фильм «Игнотас вернулся домой», заложивший основы блистательного литовского кинематографа эпохи СССР (с ним мог конкурировать – при всей несхожести – только грузинский кинематограф).

Вернёмся, однако к Паустовскому. В школе мы его изучали прилежно, как и положено «круглым» отличникам, но не любили. Вот и Дмитрий Быков признался, что любит его потому, что сам много времени проводил, как и Паустовский, на Оке. Должно быть, поэтому Быков не включил Паустовского в свой учебник «Советская литература». А ведь ходили разговоры, что в 1965-м, когда Паустовского (и Ахматову) выдвигали на Нобелевскую премию по литературе, СССР заключил большой торговый договор на поставку нам шведских судов с тем, чтобы премию вручили Шолохову.

Мы не можем проверить, является ли Нобелевская премия Шолохову в большей степени заслугой министра внешней торговли СССР Николая Семёновича Патоличева [307]или самого Михаила Александровича. Но «Тихий Дон» – на самом деле величайший русский роман XX века, безусловно заслуживающий и высшей литературной награды и глубокого прочтения (у Паустовского – при всём нашем уважении к нему – нет произведений сравнимого размаха и глубины). Также советуем прочитать «Нобелевскую речь» Шолохова, где есть отсылки к Священному Писанию – и нет ничего про «руководящую и направляющую роль КПСС». Травли Пастернака это не искупает, но тем не менее…