Коллектив авторов - Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков - личность, творчество, поэтика

Неологизм, образованный от англ. «escape» (убегать, избегать, спасаться) и русскоязычной кальки «эскапист» с целью стилистической нюансировки – придания этому слову оттенка аристократического превосходства: «Это как “эсквайр”.<���…> Представляешь, тебя спрашивают: “Вы беглец?” А ты отвечаешь: «Нет, я – эскейпер!»» [1, III, 450−451].Ср.: «Он словно чувствовал себя тайным аристократом, вынужденным скрывать своё происхождение в городе, захваченном торжествующими хамами» [1, III, 250−251].

«…Для размножения положено иметь в аквариуме одну самочку… и двух самцов. Но Башмаков, будучи ещё неопытным рыбоводом, по ошибке купил… двух девочек и одного мальчика, которого и стал называть “сомцом”. Олегу Трудовичу очень нравилось это придуманное им новое слово» [1, III, 18].

К данному выводу склоняет, казалось бы, нечаянное, но на деле продуманное и весьма осторожное использование в «ЧП» христианской лексики. Так, девушки «из сектора учёта» за глаза называют Николая Шумилина «Николой-угодником» [1, I, 146], то есть покровителем мореплавателей и путешественников; чуть позже автор замечает, что у его героя было «два несчастья, две боли, два креста» [1, I, 150], а сам герой интересуется, «почему его новая знакомая носит обручальное кольцо на левой руке, не католичка ли она?» [1, I, 177]. Подобные вкрапления, вступая в смысловые связи с настойчиво акцентируемыми повествователем «славными» «традициями комсомола тридцатых годов» [1, I, 157], формируют как бы второй, надпонятийный, слабо зависимый от основного содержания слой, доминанты которого – «Никола-угодник – крест – тридцатые годы» – актуализируют на уровне культурного бессознательного ассоциации с храмом Николы Большого Креста на Ильинке в Москве (снесённым не без участия славных комсомольцев в 1933 году) и главным символом этого храма – Большим крестом.

Имеется в виду огромный белый гриб, наделённый мистической силой, – Грибной царь.

На перекличку с этой пьесой указывает и сам прозаик в «Гипсовом трубаче» [13, 389].

В «Грибном царе», изданном через 6 лет после опубликования романа «Замыслил я побег…», мы видим Башмакова «проходным» персонажем. В последнюю минуту его «кукольного» побега, чуть ли не ставшего побегом на тот свет, жена и любовница всё-таки успели «втащить» его обратно в жизнь. Любопытно философское содержание этого художественного приёма по переключению читательского внимания с персонажа как главного героя на

Здесь и далее под закавыченным термином «автор» подразумевается не реальный создатель произведения (писатель), а образ автора – центр, фокус, в котором скрещиваются и синтезируются все стилистические и композиционные приёмы, используемые писателем (В. В. Виноградов), система идей и нравственно-эстетических представлений, выраженная в его языковом сознании и в «словесном поведении». Можно сказать и так: «автор» − это овеществлённая в речевом стиле незримая фигура спутника героев и персонажей произведения. В прозе Ю. Полякова речевой лик «автора» нередко расслаивается на: имплицитного автора: он словно бы скрывается за кулисами им же затеянного и им же режиссируемого действа, маркирует своей личностью произведение, свободно перемещается во всех временах и пространствах, легко проникает в потаённые мысли и чувства героев, вскрывает подлинные механизмы их ролевого поведения, под маской авторского «я» вступает с читателем в диалог, убеждает его в своей правоте; эксплицитного автора – свидетеля и комментатора увиденного, гаранта подлинности изображаемых событий; фиктивного автора – героя или персонажа, от имени которого ведётся повествование («авторское я», носитель опредёленной речевой маски).

В современном понимании «русскость» и её возрождение в стране, где более 80 % русских, так или иначе составляет альфу и омегу национальной идеи. Русскость − это и весь строй жизни нации, начиная от бытовых деталей до языка и менталитета, в нём запечатлённого, а не только сверхидеи и возвышенные идеалы.

Здесь образ «проданного вождя» напоминает об известном демарше советских шестидесятников: «Уберите Ленина с денег!» (А. Вознесенский).

«Cтилистическая рисовка “колдуна” частицами “не”» прочерчивает «его контур не линиями, а трещинами в глубину провала, дна которого “никто не видел”» [8, 69].