Коллектив авторов - Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков - личность, творчество, поэтика

Следует отметить, что достаточно часто встречающиеся ВК в начале повести практически полностью исчезают к кульминации сюжета. Когда разгорается конфликт и события начинают разворачиваться динамично – описывается напряжённость ситуации, поиски достойного выхода из неё учителя, главного героя повести, вставным конструкциям, несущим дополнительную информацию, видимо, не находится места. Они исчезают из внутренней речи героя. И лишь в конце повести, как бы подводя итог истории, появляется вставная конструкция с оценочной функцией: И вот я – нет, не тогдашний самонадеянный первокурсник, а сегодняшний неполучившийся учитель– спустился в вестибюль и услышал доносившееся из пионерской комнаты металлическое кудахтанье горна [8, с. 206].

Другой вид экспрессивных конструкций, активно используемых писателем, – конструкции усечённые. Под усеченными, или прерванными, конструкциями мы понимаем высказывания с невербализованной семантикой, с отсутствием интонации законченности. По замечанию И.В. Артюшкова, их можно назвать окказиональными образованиями, в отличие от конструкций полных и неполных, которые можно квалифицировать как узуальные [10]. В усечённой конструкции формальным показателем её незаконченности является многоточие.

Как известно, многоточие обозначает перерывы (прерывания) в предложении, в тексте. Под перерывом нами понимается «наличие такой задержки в процессе изложения мысли или выражения чувства, которая не связана с особенностями синтаксического строения предложения» [11, с. 141]. Повесть Ю. Полякова буквально пестрит этим знаком, трудно найти страницу, где он не присутствовал бы. Большая часть усечённых конструкций сигнализирует читателю о «рассуждениях по поводу» главного героя. Повествуя о какой-либо текущей ситуации, герой повести мысленно возвращается к тому или иному эпизоду из своей жизни или рассуждает по поводу происходящего, даёт свои оценки, комментарии разного плана. Многие из них заканчиваются одинаковой фразой: «Но я отвлёкся», – которая возвращает его (и вместе с ним читателя) к событиям настоящим.

Например, Петрушов идёт по коридору школы и, услышав голос учительницы за дверью класса, вспоминает:

1) Помню, как во время весенней практики Алла обиделась на непослушных ребят, расплакалась и выбежала из класса (…) Вот так живешь, ощущая себя тридцатилетним младенцем, а потом внезапно оглянёшься и увидишь, что друзья твоей юности неузнаваемо изменились (…) Но я отвлёкся…[8, с. 19];

2) А вот в кабинете истории – творческий беспорядок, слышно, как ребята шумно доказывают недоверчивой Кларе Ивановне Опрятиной необходимость установления абсолютной монархии во Франции. И далее герой повести, характеризуя учителя, рассуждает по поводу выбранной ею должности: Дискуссии и педагогические эксперименты – её слабость (…) Никогда не пойму, зачем Клара Ивановна согласилась быть заву чем. Это так же нелепо, как если бы она взялась вести занятия по строевой подготовке вместо нашего военрука (…) Мало того, Опрятина чуть не стала директором! Но я отвлёкся…[8, с. 19];

3) Поэтому те вечера, когда она могла остаться со мной, становились редкими праздниками. А утром она вела себя так, точно никакой наготы у неё нет и не было, и я действительно почти не верил в нашу недавнюю близость, или, как выражаются мои ученики, – «контакт». С Аллой было совсем не так… Но я отвлёкся[8, с. 159]. Наряду с усечёнными конструкциями здесь используется приём синтаксического повтора, который в данном случае является определённой вехой для читателя: обычным способом «возвращения» героя из своих воспоминаний к действительности.

Тот же приём находим в романе: Телефон всё звонил.Андрей Львович встал и побрёл на кухню. [6, с. 6]. Далее целая страница текста представляет воспоминания героя о распаде семейной жизни, вплоть до картины развода с женой:. Вскочив на подножку, она обернулась, показала бывшему мужу длинный язык и, победно хлопнув дверцей, скрылась за непроглядными стёклами, исчезла, так сказать, во тьме своей новой светлой жизни.

А телефон всё звонил…[6, с. 6].

Благодаря внутренним монологам героя повести, заканчивающимся обычно усечёнными конструкциями, читатель чувствует его живую, пульсирующую мысль, лучше понимает его отношение к происходящим событиям, к восприятию жизни вообще. Именно в обрывках «воспоминаний, в мимолётно отмеченных изменениях окружающей реальности, в выплывающих между делом подробностях вчерашнего быта, в случайно попавших в авторское поле зрения сценках уличной жизни, в личных наблюдениях над тем, как меняют человека любовь, деньги, власть или внезапные трудности, в тончайших нюансах человеческих характеров и множестве других “мелочей”» возникает в повести тот фон повествования, без которого «настоящая литература превращается в мёртвые, искусственно сотворённые из россыпи случайных слов, тексты» [9, с. 3].