Вот о чём роман – о замене олигархата комсомольского, олигархата позднесоветского на новых людей. И получилось, что главный процесс, который происходит в системе, – это страшное её упрощение. Маканин не сделал этого вывода в своём романе, а Дубов, будучи всё-таки математиком очень высокого класса и профессионалом в этой науке, он первым заметил тенденцию: главный результат разрушения СССР – это не увеличение свободы, а увеличение энтропии. Свобода – это сложность, по-настоящему свободны сложные люди, свободны сложные системы, а в системах примитивных нет не только свободы, в них нет места и человеку. Поэтому смена нового поколения, когда интеллектуалов сменили киллеры, – это и есть сюжет Дубова.
Продолжение «Большой пайки», как бы второй том романа, роман «Меньшее зло», о том, как олигархи поставили своего человека во власть, и он их всех передавил – понятно, что имеется в виду. Это продолжение его на новом уровне, показ страшного упрощения власти, её вырождения, потому что эту ситуацию Дубов наблюдал изнутри и кое-что о ней знает.
Нельзя не сказать о том, что из всех романов девяностых годов этот самый увлекательный. Почему так получилось? Дубов никогда не был профессиональным писателем и заделался им после пятидесяти, что вообще для русской литературы, при её довольно запоздалом взрослении, всё-таки достаточно редкий случай. В XIX веке великая литература начиналась чуть ли не с пятнадцати лет, в XX-м писатель считался молодым до 35, но всё-таки начинать в 50 – это определённое торможение. Дубов пришёл в литературу сложившимся человеком, которому не надо «понтоваться», у него совершенно нет задачи выделываться перед читателем. Поэтому роман написан сухо, компактно, с математическим изяществом формулировок, он очень смешной, весёлый, пронизан сардоническим чёрным юмором. И по-настоящему симфоническое, высокотрагическое музыкальное звучание появляется там только в последней сцене, когда выживший Платон вспоминает пятерых своих соратников, смотрит на толпу, которая ему внимает, и видит их лица в ней. И здесь есть какая-то печальная и вместе с тем насмешливая нота: мне очень грустно, и всё-таки поделом вам, ребята, кто вам велел брать эту большую пайку, сидели бы, как Петрович, на дне, и ничего бы с вами не было. То есть при всём сардоническом юморе, при этой жестокой насмешке, это сентиментальная книга. Этих людей, героев семидесятых-восьмидесятых, которые читали Стругацких, пели Галича, собирались друг у друга на кухнях, Дубов любит, поэтому книга написана с огромной любовью.
Главные же её достоинства – это скорость развёртывания сюжетов, удивительно точные диалоги, умение расставить хуки – вот эти крючки, чтобы зацепки читателя всё время какие-то подёргивали, чтобы он интересовался; начать с конца, чтобы люди уже знали, чем всё закончится. Вообще очень профессионально написанный роман. Тот профессионализм, который в прозе демонстрируют обычно именно математики, потому что у них всегда есть своё точное ЧТД – что и требовалось доказать. В этом смысле роман Дубова построен очень строго. Не зря его книга стала бестселлером, и не зря, обратите внимание, я со многими олигархами – уже после того, как они перестали быть олигархами, а стали либо в правительстве кем-то, либо изгнанниками, либо частными людьми, – со многими из них я говорил о лучшей прозе о русском бизнесе. Я говорю – ну, где правда? И все как один называли одну книгу – «Большую пайку». Потому что её написал один из них, который умудрился всё-таки остаться собой и окончательно не превратиться в своих героев, иначе бы, конечно, он разделил бы и их участь. Поэтому хвала аутсайдеру Дубову, будем надеяться, что когда-нибудь мы ещё увидим его в России и сможем лично выразить ему благодарность за этот роман.
Дмитрий Быков
«Оправдание»,
2000 год
Последняя лекция о конкретной книге. 2000 год. И, знаете, думал я, думал и решил, что за сто лекций о чужих книгах имею я право сделать себе подарок и рассказать о собственном романе 2000 года, который для меня заканчивает в известном смысле XX век, заканчивает только для меня, конечно, а не для русской литературы. Но всё-таки эта книга была важная. Во-первых, ни один мой роман так не ругали, как этот. Я сразу, с дебюта, начал получать очень серьёзные плюхи, настолько серьёзные, что после них роман немедленно перевели на два языка. Это большая редкость, таких удач у меня потом уже не было. Мой французский издатель Оливье Рубинштейн тогда сказал мне: «Перевели мне рецензию на вас. Знаете, плохую книгу так ругать не будут. Я её беру». Правда, он мне ничего не заплатил, но мне тогда и неважно было.
Читать дальше