Дмитрий Лихачев - Великое наследие

Если бы скептики были правы, то мы должны были бы признать, что русская филологическая наука в конце XVIII – начале XIX века обладала филологом, предвидевшим развитие филологической науки на много лет вперед. Этот филолог был настолько хитер, что нигде в других своих сочинениях и изданиях текстов не выдал своих знаний. С другой стороны, иными должны были стать и наши предположения о развитии русской литературы в конце XVIII века. Оказывается, что уже в XVIII веке русская литература обладала автором, сумевшим в своем произведении оценить эстетическое значение фольклора, когда это значение еще не было ясно даже его первым собирателям. Этот автор сумел создать стилизацию, когда стилизаций еще не существовало. Он был и гениальным историком, ибо он оценил борьбу за единство Руси в XII веке, понял основные противоречия XII века. Кроме того, он был и гениальным источниковедом. Он знал о существовании «Задонщины» за 70 лет до ее официального открытия. Он знал Ипатьевскую летопись, когда она не была еще опубликована; он ценил ее языковые богатства и использовал их в своей стилизации. Он знал множество и других памятников, которыми воспользовался для своей подделки до того, как они были изданы.

Несомненно слабой стороной гипотезы скептиков является и вопрос об авторе подделки. Скептики попеременно предлагали в авторы «Слова» то А. И. Мусина-Пушкина, то Н. Н. Бантыша-Каменского, то архимандрита Иоиля, то Н. М. Карамзина [289] А. Мазон видел в авторе «Слова» сперва А. И. Мусина-Пушкина, затем Н. Н. Бантыша-Каменского, а позднее – архимандрита Иоиля. . В последнее время А. А. Зиминым предложена даже гипотеза об «эшелонном» создании «Слова» – сперва Иоилем, а потом Мусиным-Пушкиным [290] Зимин А. А. Приписка к псковскому Апостолу 1307 года в «Слове о полку Игореве». Здесь А. А. Зимин пишет об А. И. Мусине-Пушкине как об авторе нескольких вставок в текст «Слова», созданного в XVIII веке. . Однако совершенно непонятным остается только одно обстоятельство: почему, в отличие от всех известных русских фальсификаторов XIX века, подделкой «Слова» занялись люди, до того ни в каких подделках литературных памятников не принимавшие участия, а в большинстве своем оставившие по себе память как об издателях и исследователях памятников подлинных?

Все эти усложнения гипотезы о поддельности «Слова», с моей точки зрения, свидетельствуют об отступлении скептиков с занятых ими позиций [291] Об отступлении скептиков и их бессилии твердо ответить на вопрос о том, когда, где, при каких обстоятельствах и кем создано «Слово», свидетельствует следующее высказывание А. Мазона в его последней книге: «Et notre embarres n’est pas moindre pour déterminer l’époque on il a vécu. Serait-ce un contemporain de l’imperatrice Catherine II, ou de Piérre le Grand, ou de Gizel’, ou de Kurbsky, ou bien des auteurs de la Zadonščina et du Skazanie о Mamaevom poboišče? Il serait téméraire de songer à situer dans un passé plus lointain cet auteur inconnu» (Quelques données historiques sur «Le Slovo d’Igor’» et Tmutorokan’… Paris, 1965. С. 145). , об их переходе к обороне, о необходимости под давлением научных исследований «Слова» «латать» и подправлять свою гипотезу. В результате не только аргументация скептиков приобретает все более и более лоскутный характер, не только становится лоскутной сама гипотеза, но лоскутный характер приобретает в их глазах и само «Слово», как бы состоящее из вставок, собранное по частям из различных источников и принадлежащее разным авторам.

Если скептикам в целом не удалось сколько-нибудь подробно и убедительно разобрать вопрос о несоответствии «Слова» XII веку, то защитниками «Слова» обстоятельно разобран вопрос о несоответствии «Слова» XVIII веку. В их работах показано несоответствие «Слова» историческим представлениям XVIII века, политическим идеям этого времени, представлениям XVIII века о древнерусском язычестве, знаниям древнерусского языка и т. д. Иной, не соответствующей «Слову» была в конце XVIII века предромантическая идеализация Средневековья. Не соответствующим XVIII веку оказался и фольклоризм «Слова»: «народно-готический стиль» XVIII века никак не мог быть связан со «Словом». В «Слове» нет ни рыцарских сюжетов, ни любовно-галантных – обязательных в произведениях XVIII века, посвященных Средневековью [292] Об исторической теме в XVIII в.: Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959. С. 516–517. . Наконец, защитники «Слова» обратили внимание на явные ошибки в Екатерининской копии с рукописи «Слова» в его первом издании, в его первых переводах и комментариях к нему. Эти ошибки как нельзя убедительнее доказывают, что первые издатели, переводчики и комментаторы «Слова» никак не могли быть его авторами. Трудно предполагать, чтобы авторы текста сами не понимали того, что они создавали, или, запутывая след подделки, давали бы нарочито неправильный текст, снабжали этот текст заведомо неверным переводом и комментарием в расчете на то, что через пятьдесят, сто или сто пятьдесят лет текст будет восстановлен, перевод заменен новым, а исторические, географические и прочие толкования удачно исправлены [293] О непонимании первыми издателями, переводчиками и комментаторами «Слова о полку Игореве» большой материал собран А. В. Соловьевым в статье «Екатерининский список и первое издание „Слова“» ( Соловьев А. и Якобсон Р. «Слово о полку Игореве» в переводах конца восемнадцатого века. Лейден, 1954). А. В. Соловьев приводит 55 случаев непонимания ясных сейчас для нас отдельных мест «Слова». .