Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Не понимаю, с чего это Анджей Иконников-Галицкий заговорил про еврейскую измену. Но он в этом послесловии вообще какой-то странный. Счел уместным сравнить Давида Маркиша с «Автором Библии»: оба, видите ли, помещают основную тему «в пространство историософского мифа» (я так понял, что это не комплимент современному сочинителю – скорей укор Господу Богу: тоже, дескать, обращается с фактами как сивый мерин, – знай давит на мораль).

Тут же объявлено: как только будет восстановлен Иерусалимский храм – «по обетованию, закончится история вообще». Хотел бы я знать, кто дал Анджею Иконникову-Галицкому такое обетование. Во всяком случае, в Новом Завете (не говоря уже о Ветхом) ничего подобного нет, ни даже в Коране.

Давно пора поставить точку, а еще у нас на руках роман про якобы Бабеля. Автор изо всех сил намекает, что его герой, по имени Иуда Гроссман, – это, мол, сам Бабель и есть. Но, по-моему, он заблуждается. Это тень Бабеля – если хотите, кукла – исполнитель похожей биографии (то есть, конечно же, – виноват! – еврейской судьбы; у Киплинга, надо думать, судьба была английская, у Сэй-Сёнагон – японская; вот и Бабель ясно чем интересен и как талантлив). Тоже и тут какая-то концепция: вроде того, что зря ввязались евреи в революцию, обрадовались ей, как дураки, нет, чтобы сразу всем уехать в Палестину.

Не сомневаюсь, что и этому произведению обеспечен в нашей стране самый горячий прием.

Федор Михайлов. Идиот

Роман. – М.: Захаров, 2001.

Издатель, конечно, жаждет возмущенных восклицаний, смешной риторики против попиранья заветных святынь, – прямо необходим ему для бесплатной рекламы какой-нибудь романтик, а лучше ханжа.

Но здесь ничего этого не будет. Случай уголовный, но не страшный. Обыкновенный плагиат, разве что с необычным оттенком цинизма. К тому же пострадавшая сторона практически отсутствует. И ущерб, даже моральный, невелик: порядочный человек, купив – скажем, по ошибке – эту книжку, потеряет только деньги. А кто получит удовольствие, тот его, надо думать, заслужил.

Затея нехитрая, вроде забав незабвенной старухи Шапокляк. Этот самый Федор Михайлов, именуемый в дальнейшем Псевдоним, переписал – абзац за абзацем – вроде как сканировал – роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: переменив реалии на постсоветские;

упростив – во вкусе вневедомственной охраны – лексику и синтаксис; изменив многим героям фамилии; кое-что присочинив, кое-где убавив, но в целом рабски следуя композиции подлинника.

Князя Мышкина теперь зовут Саша Гагарин, он дальняя родня космонавту, в Россию прибывает из Америки, оттуда же переводят ему капитал.

Настасья Филипповна тут – Надя Барашкова, фотомодель.

Рогожин – Барыгин. Он – бандит.

И так далее.

Все это сказано в аннотации, так что читателей с мало-мальски приличным средним образованием издатель не обманывает. То есть, конечно, обманывает, но изящно, в два хода: расчет не на невежд, а на снобов. Сноб говорит себе: не может же быть, чтобы меня, такого умного, так откровенно ловили на такой беззастенчиво голый крючок. Одно из двух – либо теперь в моде наживка невидимая, либо сам крючок обладает вкусовыми свойствами. Любопытно, любопытно…

Действительно: этот крючок даже не порвет губу; всего лишь оставит во рту скверный привкус. Верней, в памяти – неловкость и досаду. Знаете, бывают такие шутники: в компании радушно подносят новоприбывшему гостю стакан водки, заботливо придвигают закуску, – гость, выдохнув, осушает стакан – и компания наслаждается выражением его лица в следующую секунду: когда он понимает, что в стакане была вода… Вполне безобидная вроде шутка, – но пить с тем приятелем больше не хочется.

Так и тут. Вы читаете вместо монолога Настасьи Филипповны:

«…– Поехали, Барыгин! Давай свою пачку! Ничего, что жениться хочешь, денежки все равно гони. Я за тебя, может, еще и не выйду. Ты думал, если женишься, пачка у тебя останется? Хрен! Я шлюха! Меня Троицкий во все дыры имел… Саша! Обрати внимание на Веру Панчину, я тебе не подхожу… 〈…〉

– Дурдом, дурдом! – повторял Панчин.

– Надя, нет!.. – простонал Саша.

– Да, да! Да! Я, может быть, гордая, что с того, что шлюха! Ты меня совершенством назвал… То еще совершенство получилось: вон какая я крутая, миллион на фиг, мужа космонавта на фиг! Какая я тебе жена после этого?..»

Или вот остроумное техническое решение: помните, как Аглая Епанчина диктует Мышкину обращенные к Ганечке Иволгину, тут же присутствующему, гордые слова: Я в торги не вступаю ? А наш Псевдоним для этой сцены применяет «дорогой портативный компьютер» и – расхожую цитату из Ильфа и Петрова: