Дмитрий Быков - Русская литература - страсть и власть

И тогда, может быть, возникает у нее самая трогательная, самая невинная ее тема: русский человек не может полюбить равного, не может полюбить другого, он вообще не может полюбить человека, он привязывается или к животному, или к предмету. Вот эта точнейшая, поразительная, может быть, самая жестокая мысль ее в сборнике «Книга Июнь» (1931) явлена с наибольшей отчетливостью.

В крошечной новелле «Тихий спутник» она вспоминает о цветном куске сургуча, который сопровождал ее всю жизнь из России, а потом на столе в Париже у нее лежал, а потом вдруг потерялся. Никогда она в жизни не пользовалась этим сургучом, но то, что рядом с ней лежал этот красненький сургучный обрывок, обмылок, обломок, придавало ей какую-то силу и надежду, был в жизни какой-то якорь. И вдруг он пропал, потерялся, и вместе с ним исчезло то последнее, что привязывало ее к жизни.

Инженер Иторов из рассказа «Встречи» страстно полюбил хозяйскую кошку Лапушку. Нечем жить человеку, настолько нечем жить и не о чем говорить, что когда эту кошку решили усыпить, – а он такой человек сугубо аутичный, никогда ничем, кроме своей работы, не занимался, – он сначала думает: неужели у кошки бессонница? Что за глупость? Потом узнает, что кошка умирает, что ее хотят усыпить, потому что она безнадежна. Он едет к ветеринару, покупает ампулы на двадцать франков, хотя у него нет этих двадцати франков: «Самому жрать нечего», – говорит он кошке. И видит, как она с благодарностью на него глядит, бессловесное, несчастное существо, «и вдруг вытянула лапу и положила ее ему на грудь. Точно заклинала в чем-то». И когда она умирает у него на руках, он говорит ей: «Ну за что ты так мучаешься? Какие грехи должен ты, темный зверь, искупить?» И перекрестил, как человека. Это не просто трогательный рассказик, каких много. Это рассказ о том, что человек человеку не может уже дать то, что может дать ему зверь, вещь, природа.

Тэффи – жестокий писатель, в принципе. Она избегает многих вещей, называемых впрямую, но в подтексте-то все это есть. И есть такая мера, такая бездна рокового одиночества, такое мучительное желание понять другую жизнь и вслушаться в нее, что эмиграция это только обострила.

Эмиграция, как капля крови, взятая на анализ, как говорила Мария Розанова, обостряет, выявляет то главное, что отравило когда-то русскую жизнь.

Здесь это все вышло на поверхность, как сыпь во время болезни. Но эмиграция укрупнила, дала новый стимул таким талантам, как Бунин и Тэффи. Именно в эмиграции стали ясны две главные вещи. Одна вдохновляла Бунина, вторая вдохновляла Тэффи.

Первая: стало понятно, что никто никому не нужен, и эта экзистенциальная ситуация, обостренная до предела, породила все поздние циклы Бунина: «Весной, в Иудее», «Темные аллеи» и последние рассказы, уже туда не вошедшие.

И вторая: ситуация Тэффи. Да, никто никому не нужен, да, никто никого не понимает, но мир от этого еще прекрасней. Вот как-то Тэффи удивительно умеет это чувствовать. И вся поздняя проза Тэффи – это изумительное противоречие между страхом смерти, между одиночеством, невостребованностью и вот этой зыбкой, дрожащей, никуда не исчезающей прелестью мира, которая все равно по-прежнему так же победительна, так же поэтична, как в одном из лучших ее рассказов «Охота» из «Книги Июнь», прелестная, странная, дико комическая при этом история о том, как молодой, хотя не такой уж молодой, сорокалетней русской выпало на Корсике ехать на охоту на кабана с совсем уж немолодым охотником, опытным охотником, старым французом, который в нее влюблен. Она долго думает о том, каким должен быть охотничий костюм, ей говорят: «Да надевайте что не жалко». А ей всего жалко. Она в результате покупает крошечный отрез клетчатой шотландки, самой дешевой, какая есть в деревенской лавке, шьет из нее юбку до глубокой ночи, вышло очень кривобоко, но оттого, пожалуй, даже элегантно. Надевает «на пояс кожаную сумку с необходимыми для охоты припасами – шоколад, пудра и губная помада», отправляется на охоту. Идти надо в гору, далеко, крутой подъем, поэтому едут на осликах, героиня все время сползает с осла. «Руки ноют, ноги свело, в сердце тоска и страх». Занимается рассвет, полный жизни и сил. Героиня с ужасом думает, как ни о чем не подозревающий кабан просыпается, от счастья потягивается, рылом роет землю, крошечным завитком хвоста подергивает в такт собственным шагам, в восторге встречает рассвет и не знает, что его сейчас ждет. Вдобавок один из охотников приносит ежа, крупного ежа, которого поймал, кладет его в сумку: «Моя жена его вечером зажарит», – говорит мрачно.